Советы для "овощей" со стажем.

Улитница

Дата: Понедельник, 10.03.2014, 15:21 | Сообщение # 1

Мы спускаем флаги и жжём бумаги

Группа: Участники Советов

Сообщений: 11206

Фэндом: Ориджиналы (для тех, кто в танке: произведение по оригинальной вселенной)
Рейтинг: G (для тех, кто в танке: можно читать всем, кого не касается примечание #1)
Жанры: Джен (для тех, кто в танке: романтических отношений нет. Совсем-совсем), Повседневность, POV (для тех, кто в танке: повествование от первого лица, то есть "я"), местами Юмор и из-за единственного персонажа - Фэнтези.
Размер: планируется Миди (для тех, кто в танке: средний размер, от 20 до 70 страниц). Ах, да, части маленькие, каждая - по две с небольшим страницы.
Описание: Советы не-совсем-формалу и примеры их использования одним конкретным не-совсем-формалом.
Примечания автора:
Примечание #1 (ОБЯЗАТЕЛЬНО К ПРОЧТЕНИЮ ВСЕМ, КТО ХОЧЕТ ЧИТАТЬ САМ ОРИДЖИНАЛ): здесь содержатся грубые выражения. Да, они грубые, но в пределах цензуры, не затрагивают запретных тем, и, кажется, всё ещё не нарушают правила. Нет, выражающиеся герои не могут не выражаться. Совсем-совсем не могут. Так что если вас приводит в бешенство слово, хоть чуть-чуть выходящее за пределы "фиг" - не надо, не трогайте.
Но если модераторы скажут, что само наличие слов запретно - в этой теме будет выставляться версия без них. Я законопослушен, как ни странно.
Примечание #2: если вы заметите, что главгероиня не капитализует первую букву каждого предложения при общении в чате - что ж, поздравляю, возьмите с полки пирожок, жареных гвоздей в нём нет. Только умоляю, не долбите мне мозги моей мнимой безграмотностью. Главгероине так хочется. Всё.
Примечание #3: Винни Снэйлстеп не является моим альтер-эго. Каждый из этих персонажей - одна заметная деталь моего характера, умноженная на десять и дополненная. Если я пользуюсь её именем как копирайтом и зову самого себя Снэйлстеп, это ещё ничего не значит.
Примечание #4: в связи с предыдущим примечанием, персонажей себе брать нельзя. Совсем-совсем. НЕЛЬЗЯ. Да.
Примечание #5: нет, автор не агрессивный.
---

1. Принимай хоть иногда безумные идеи.

Пара движений кистью – и у ещё совсем недавно безликой глиняной рыжей кошки появляется рот. Ещё немного – нос. А теперь и синяя радужка глаз. Потом я дорисую зрачок, блики, самые незначительные мелкие детали – и кошечка будет ждать того дня, когда займёт место на полке в доме милой рыжеволосой женщины.
Приятно хоть иногда чувствовать себя решающей чью-то судьбу.
Итак, меня зовут Ни, мне скоро стукнет два десятка лет, а я при этом не сплю на лекциях и не раскладываю пасьянс в офисе. Почему? Потому что незадолго до совершеннолетия я окончательно поняла, что мои представления об идеальной для меня жизни не включают в себя какое бы то ни было образование сверх обыкновенной и художественной школ. Мои родители этого не поняли совсем. Настолько, что в приступе ярости выставили меня из дома. А когда приступ ярости прошёл, заполучать меня обратно что-то никто не захотел. Так и живу с тех пор: до совершеннолетия - у друзей, а потом я начала наскребать достаточно денег, чтобы оплачивать крохотную съёмную квартиру, похожую больше на комнату и при этом иметь какие-то остатки остатки на чай, еду и даже внезапно закончившиеся краски или глину - ведь, кажется, понятно, чем я зарабатываю на жизнь?
А ещё я крашу половину вроде невзрачной серовато-белой чёлки в голубой цвет. Просто так, чтобы хоть как-то казаться необычной личностью…
Слышу звук «мр-р», достаточно громкий, чтобы прервать мои мысли, и что-то тёплое прикасается к моей ноге. Это, конечно, Мирт. Кот-подобранец, почему-то очень крепко привязанный к моей персоне. Бежевый и пушистый, с большими золотистыми глазами. Красавец.
- Гладить не буду, - говорю я, откладывая в сторону кисточку. – Руки грязные, а мыть тебя потом мне же.
Мирту это, конечно, безразлично. Он просто выразительно глядит на меня: а не засиделась ли ты, тётя Ни, часом? Оглядываю фигурку. Ничего страшного, может подождать если не до завтра, то хоть до вечера.
- Засиделась, – подтверждаю я. – Сейчас исправлю.
Конечно, я и не думаю исправляться по-настоящему. Вымыв руки и кисточки, я иду на кухню в безумных коричневых тонах – сама бы ни за что такие не выбрала. Но от меня тут не так уж много зависит. Всё, что мне требовалось – возможность содержать кота, заниматься творчеством и нормально спать. Именно поэтому я не пытаюсь сорвать штору с карниза, а достаю пакет миндального печенья и усаживаюсь на диван перед столом, попутно включая ноутбук.
Мирт неодобрительно косится на меня. Правда, быстро отводит взгляд, пожимает по-кошачьи плечами и укладывается на мои колени.
И к лучшему. Нельзя же всё время спорить со всем окружающим миром.
Уже после получаса поглощения печенья, общения с заказчиками и просмотра страниц с красивейшими фотографиями, программа-чат пискнула, намекая мне, что я кому-то срочно понадобилась.
Снэйлстеп, кто же ещё. Винни Снэйлстеп, бывшая одноклассница и почти лучший друг. Теперь – будущий географ. Какую из этого можно извлечь пользу, хотела бы я знать?..
«Rainforest: Эй, рак-отшельник, ты здесь? :3»
«Интересно, она серьёзно думает, что идиотское обращение одиннадцатилетней давности способно вызвать хотя бы улыбку?» - думаю я, хмуро стуча клавиатурой.
«Arch: шутка, свежая, как воздух альпийских лугов, мать их.
Rainforest: Да ну тебя :<
Могла бы сделать хотя бы вид, что рада, что ли
И вообще, альпийские луга – это круто!»
Так и представляю себе обиженное лицо несчастного ребёнка. К моим неумелым остротам и замечательному умению притворяться, будто я - равнодушная бесчувственная тварь, привыкнуть трудно. А оскорбления лугов, надо полагать, задевают её профессиональную честь.
«Arch: боги, да в этом можно не сомневаться. и в том, что луга круты, и в том, что я рада тебя… читать.
Rainforest: Ну, ладно.
У меня к тебе есть потрясающее предложение, и я буду очень рада, если ты его примешь!
Интересно, что на этот раз «потрясающее предложение»? От такого мощного генератора бредовых затей, как Винни, всего ожидать можно.
«Arch: я заинтригована.
Rainforest: Так вот.
Я предлагаю тебе покинуть свою голубятню и приходить жить к нам!»
- Вот это поворот! – я не выдерживаю и почти радостно кричу вслух, чудом не подавившись очередным куском печенья. Чувствую, Мирт недовольно ворочается. Помешали спать ему, видите ли. Одной рукой примирительно чешу его за ухом, другой печатаю новое сообщение.
«Arch: кто вы и сколько вас?!
Rainforest: Ну, кое-кого ты знаешь
Я, Элл и Ножик, Шелл.
И ещё двое тёмных личностей, ты их не знаешь и вообще никто не знает
Но они тоже круты, уверяю.
Arch: охренеть ты меня успокоила, нечего сказать…»
Сказать и правда нечего. Слова закончились. Если я соглашусь, меня ждёт полный дурдом, это же совершенно очевидно. Но, во-первых, это, кажется, абсолютно бесплатно. Во-вторых, большая часть поселенцев - если не мои добрые друзья, то хотя бы приятели, да и с незнакомцами при желании можно найти общий язык. Короче говоря, почему бы и нет?
«Rainforest: Ну, так что?
Arch: я надеюсь, мне светит хоть крохотная клетка, где я смогу уединяться?
Rainforest: Сама же говоришь, надежда – глупое чувство
Но оно есть, можешь не сомневаться.
Я слишком долго знаю тебя, Ни, чтобы полагать, что ты согласилась бы на отсутствие личного пространства.
Arch: Снэйлстеп, я тебя всё-таки недооценивала.»
Пишу, а непослушная рожа расплывается в улыбке.
«Rainforest: Короче, ты же знаешь нас. Это будет достаточно весело
Arch: знаю. и заранее трепещу.
Rainforest: Ой, да ладно, мы не страшные.
Или не такие уж страшные.
Но мы будем оставлять тебя одну. Честно.
Arch: похрен, я согласна. пляши, если хочешь.»
Наступает гробовая тишина. Кажется, пляшет. Или, как минимум, радостно орёт. Знаем мы её.
- Ну, что, Миртушка? – спрашиваю у кота. – Ты готов к переменам?
Мирт поводит ухом, не удостаивая меня ответом. Наверное, можно было и не спрашивать. Ему, конечно, всё равно. Научил бы такому отношению к жизни, что ли…

2. Помни: неизвестность не страшна,

- Ага, - киваю я, увидев ту саму синюю крышу, которую мне в столь ярких красках расписывала Снэйлстеп. – Это здесь. Спасибо.
Машинально протягиваю таксисту деньги, хватаю сумку с Миртом (вот за что его люблю – никакой истерики не устроил, когда я его туда запихивала!) и вываливаюсь из машины, с удивлением обнаружив, что чуть не разучилась стоять. При этой манипуляции с моей головы слетает капюшон толстовки, и этот милый человек снова начинает пялиться на мою чёлку, точнее, на её небесно-голубую половину. Судя по всему, я случайно набрела на вид Человек Впечатлительный, закалявшийся немного не тем способом, что я, и первые пять минут он таращился почти неотрывно. Потом я подумала, что авария – немного не то, чего мы с Миртом хотим, и надела на голову капюшон, прикрывающий не только чёлку, но и глаза. Ну, так, на всякий случай.
Кое-как извлекаю из багажника баул немногим меньше меня ростом и рюкзак, каким-то неведомым образом волоку всё это к кирпичной ограде и стучу в калитку. Моментально оказывается, что стучать было вовсе не обязательно, потому что калитка очень даже открыта. Хотя, казалось бы, дом принадлежит Ножик, которая аккуратна и печётся о безопасности…
Я захожу внутрь и обнаруживаю, что участок вокруг дома зарос нестриженой травой и дикими цветами. Одного этого факта было бы достаточно, чтобы сад заслужил мою любовь, но, к тому же, в глубине обнаруживается маленькая деревянная беседка среди густых огромных кустов. Не удивлюсь, если мои глаза засветились в прямом смысле этого слова. К счастью, вокруг было светло и пустынно, потому что наблюдать два светящихся голубых глаза в темноте – удовольствие ниже среднего.
Когда я подхожу к крыльцу, такому же белоснежному, как стены дома, выясняется, что дверь тоже никто не закрывал. Подозрительно. Хотя, если учесть, кто живёт в этом доме помимо Ножик…
Почти бесшумно проскальзываю в прихожую, тихо закрываю дверь, с облегчением ставлю на пол тяжёлые вещи, выпускаю кота из переноски. Мирт вылезает из сумки и оглядывает прихожую со снисходительным любопытством.
А я слышу шаги на лестнице, и через секунду на ступеньках появляется Снэйлстеп, летящая со скоростью неплохого велосипеда. Замечательное сочетание с её фамилией*, нечего сказать…
- Ни-и-и! – радостно орёт она и бросается мне на шею, спрыгивая прямо с нижних ступенек лестницы. Я пошатываюсь… и с удивлением обнаруживаю, что не падаю. Как, интересно?..
- Снэйлстеп, душа моя, если ты хотела меня уронить, ударить меня по коленям было бы куда проще и надёжнее, - жалобно говорю я, пытаясь выпрямиться и отпихнуть от себя тело, мешающее это сделать.
- Ну разумеется, можно было и не рассчитывать, что ты оставишь свой острый язык на старом месте, - полуворчливо усмехается она, разжимая руки и отступая от меня на шаг. Невысокая, на целую голову ниже меня, с длинными и густыми медно-рыжими волосами, веснушчатым «лисьим» лицом, в неизменной изумрудной майке и светлых джинсах. И это её ужасное ожерелье из сухой рябины, которое, между прочим, больно колется!
- Впрочем, пофиг, - вдохновенно продолжает она, - пойдём в твоё персональное пространство.
«Пространством» оказалась маленькая комната на втором этаже со стенами белыми, как в больнице. При первом же взгляде на них я думаю, что неплохо было бы их чем-нибудь заляпать.
- Ну что? – внезапно спрашивает Снэйлстеп. – Ты пойдёшь знакомиться с новыми соседями сейчас или позже?
- Сейчас, разумеется! – я разворачиваюсь на диване и заглядываю снизу вверх в любопытные зелёные глаза Снэйлстеп. – Эту каморку я всегда повидать успею.
- Я тебя не узнаю, - усмехается она. – Кто у нас всё время прятался от незнакомых людей?
- Я прятался. И совершал неизмеримую глупость. Исправляюсь, - хмыкаю я, соскакивая с дивана и выпрямляясь.
На третьем этаже, который, к счастью, был не кошмарным лабиринтом, а одной огромной комнатой, обнаружился Мирт, который сидел у лестницы и наблюдал за происходящим. С его точки зрения, игра в шахматы – это очень интересно. Как, впрочем, и с моей. А ещё, кажется, у нас получилось застать обоих новых знакомых сразу.
Снэйлстеп тихо окликает их. Эффект получается непередаваемый. Один из игроков – тот, что за белых, - подскакивает, как ужаленный (вероятно, он отвык от мысли, будто в мире существуют люди), удивлённо косится на Винни, а потом переводит взгляд на меня. Глаза его, если это вообще возможно, округляются ещё больше. Правда, в итоге получается гримаса, изображающая примерно «это что вообще такое и что оно делает в моей жизни?!».
Второй же ме-е-едленно, как киногерой под специальными эффектами, поднимает голову от доски. В отличие от товарища, этот начинает сразу пялиться на меня. Чтобы не задымиться под этими удивлённо-изучающими взглядами, я начинаю рассматривать их в ответ.
Тот, что первый отскочил от доски, кажется бесстыдно мелким – на вид ему можно дать максимум семнадцать, что, правда, явно меньше его настоящего возраста. На него нельзя не обратить внимания – хотя бы из-за волос. Потрясающая золотисто-рыжая грива длиной до конца лопаток (как и мои волосы, между прочим!), всем своим видом говорящая что-то вроде «мой хозяин не дружит с расчёской!». Пряди лезут ему в лицо и вообще торчат во все стороны, но его это, судя по всему, устраивает. Одет он только в рубашку – зато ярко-красную и длиной до колена.
Другой выглядит ужасно усталым, поэтому кажется немного старше своих лет. Смуглый, худой, с отросшими до плеч тёмными, почти чёрными волосами, одетый в белую майку без рукавов и простые чёрные штаны, с множеством пёстрых плетёных браслетов, шнурков и ниток на запястьях. Впрочем, вся эта внешняя мишура просто меркнет по сравнению с выражением его лица. По его лицу можно прочитать две, наверное, постоянных эмоции: «господи, как я устал» и «отстаньте» (я с адской смесью умиления и отвращения думаю, что несколько лет назад моя мимика читалась точно так же). Ну, и, в соответствии с ситуацией: «это что, простите, такое?». В результате получаются тяжёлый взгляд ярко-зелёных глаз, удивлённо приподнятые брови и сжатый рот с опущенными уголками. Потрясающе.
- Господа, - жалобно говорю я, - не надо меня испепелять, я не настолько плохая, как кажусь…
Рыжий первым осознаёт идиотизм ситуации, отводит взгляд и начинает ржать.
- Эй, Джет! – говорит он, пихая товарища локтем в бок. При этом выясняется, что голос у него тоже звонкий и мальчишеский. – Мы, кажется, достаточно выразили своё удивление!
- Ага, - тихим, но почему-то жёстким голосом отвечает Джет, отворачиваясь от меня.
- Меня зовут Флэйм, - продолжает рыжий, обращаясь уже ко мне. – И я…
- …и ты не совсем человек, - продолжает Винни таким тоном, словно слышала это сотни раз.
- В смысле?.. – несчастным голосом спрашиваю я, переводя взгляд с Флэйма на Снэйлстеп и обратно.
- В прямом. Показать? - отвечает «не-совсем-человек».
Я киваю и выдавливаю из своих голосовых связок что-то вроде «угу». Флэйм встаёт с места и подскакивает ко мне. Джет и Мирт синхронно поворачивают головы и начинают наблюдать за представлением.
- Смотри, - говорит Флэйм, протягивая ладонь, - она совершенно пуста, так?
Я затравленно киваю, хотя бы потому, что возразить мне нечего. Флэйм щёлкает пальцами, и прямо из его ладони выскакивает язык золотистого пламени, который, правда, быстро погасает.
И тут я понимаю, что уже неспособна стоять на ногах, и с громким нецензурным проклятием оседаю на пол.
- Снэйлстеп, - я поворачиваюсь к Винни, - ты не предупреждала меня о магах!
Винни открывает рот, чтобы ответить, но её моментально перебивают.
- Ну почему сразу магах?.. - несчастным голосом вопрошает у потолка это мифическое существо, демонстрируя нам все возможные гримасы, обозначающие ярость, печаль и усталость. К его чести, он быстро понимает, что я временно лишена возможности отличить театральные эффекты от истинных эмоций. - Я - вполне себе божество, не из низших даже.
- Какая прелесть! - я усмехаюсь. - Откуда хоть?
- Хороший вопрос, - усмехается рыжий, усаживаясь рядом со мной. – Определённо не из вашего мира, это точно. А вообще, я считаюсь Воплощением. Стихией, заключённой в тело, проще говоря. Какой – ты уже, наверное, догадалась.
- Ага, - киваю я, - Не расскажешь, какие пирожки это даёт и какие обязанности возлагает?
- Тебе какую версию: для идиотов-адептов или истинную? - Флэйм растягивает губы в нехорошей ухмылке.
Знатный дипломат Снэйлстеп решает вмешаться:
- Истинная. В официальную Ни всё равно не поверит.
- Значит, Ни... - бормочет божество. - Ну, ладно. Версия для идиотов-адептов состоит в том, что Воплощения следят за земными делами собственной стихии. А на самом деле к приятному пожароразжиганию и пожаротушению прилагается ещё и почётная обязанность общаться с адептами - идиотами и не очень, - и другими божествами под нашими небесами.
- С тобой всё ясно, - качаю головой, обрабатывая информацию и стараясь не забыть ни малейшей детали - так, для общего развития. - А ты что? - интересуюсь я у Джета, лицо которого наконец-то выражает искренний интерес. - Тоже какой-нибудь беглый бог?
- Не-а, - всё ещё тихо и жёстко отвечает он. – Я всего лишь веду пассивное существование. Кому-то оно кажется жалким, но мне и так хорошо.
- Дай пять, - усмехаюсь я, вскакивая на ноги и протягивая руку. Для совершения собственного безудержного веселья, мне даже таких усилий мышц не жалко.
----
* для совсем-не-полиглотов - Snail в переводе с английского - улитка. А следующий корень не имеет такого большого значения.

---------------------------------------------

друг не вовремя прийти не может,

Этот день относится к тем временам, когда, если вычесть из текущего года мой год рождения, можно было получить число «16». Он лежит на моей памяти светлым пятном. Потому что жизнь мою тогда даже нормальной можно было назвать с натяжкой – что бы по этому поводу ни думали пекущиеся о судьбах мифических «голодающих африканских детей». Каждая проблема может стать катастрофой – всё зависит от того, с кем же она случилась.
В любом случае, тот день мне ужасно не понравился с самого начала. Обнаружить следы фломастеров на любимом белом свитере (глаз даю, их вчера не было!) и словить вполне себе замечание и обещание звонка родителям – это так весело, ага. Между прочим, я до сих пор считаю, что читать на уроке было в разы интереснее, чем слушать «интересные» истории из жизни учительницы… впрочем, сейчас не о том.
Итак, из школы я шла вполне себе злобная – как обычно, впрочем. Снэйлстеп в тот день куда-то торопилась, так что прибегнуть к своему универсальному антидепрессанту – беседе с ней, то есть, - у меня не получилось. Дома же всё-таки обнаружились брат с сестрой – а я-то надеялась, что им организовали какие-нибудь дополнительные уроки или они хотя бы ушли гулять. Но… немудрёная истина под названием «надежда – глупое чувство» выветривается из моей головы с потрясающей скоростью.
Нет, конечно, Милли можно терпеть. Младшая сестра – единственная в семье, кто действительно относится ко мне хорошо. Правда, друзьями мы с ней так и не стали – в те времена я жёстко ограничивала своё сообщение… а теперь я ни за какие сокровища не сунусь в «родной дом». Узнала. Хватит.
Однако мелкий братец – это что-то совершенно невероятное. В плохом смысле этого слова, к сожалению. По мнению родителей, Хедли получился самым удачным – сестра была слишком, непростительно мягкой и доброй, а обо мне и говорить нечего. Именно поэтому ему можно было всё – и плевать, что там по этому поводу подумаю я. Ничего хорошего, если что.
К счастью, был у меня в те времена такой полезный навык – оставаться спокойной при любых обстоятельствах. Обидчик мог хоть сорвать голос, крича на меня – я оставалась каменно-спокойной. Но однажды эту, с позволения сказать, плотину прорвало. С тех пор мои эмоции на месте – как у обычного человека, а то и больше.
А тогда Хедли снова и по-прежнему безуспешно попытался меня вывести. На самом деле, я уже в двенадцать лет поняла, что унижение и оскорбление людей – популярный вид спорта. Впрочем, спорт мне не нравился никогда. Даже никаких эмоций не вызвало то, что крики «ты бесполезная, ты нам не нужна!» исходили от родного брата.
В конце концов, крики брата стихли, он удалился в свою комнату, громко топая, сестра перестала рыдать (девочка могла бы и поменьше принимать к сердцу мои гонения). Я же осознала, что смертельно устала – и в связи с этим улеглась спать.
А потом я проснулась под громкий хлопок двери. И громкий, действующий на нервы голос матери:
- Какого чёрта ты кеды сюда поставила?! Хочешь, чтобы кто-то лоб расшиб, что ли?!
Почти все наши разговоры начинались именно так. «Какого чёрта твои почеркушки опять тут валяются?!», «Почему опять чай за компьютером пьёшь?!», и прочее, прочее. У меня, впрочем, заготовлен универсальный ответ:
- И тебе привет, мам.
- А ну, убери их сейчас же! Хотя нет, не убирай… Надень и иди куда-нибудь!
- Ну и с чего вдруг? – недовольно спросила я, поднимаясь со стола.
- К нам придут гости. Я не хочу, чтобы они тебя видели! – заявила мать, заходя в комнату.
Железная аргументация, нечего сказать.
- Вообще-то, я могу закрыться в своей комнате, мам.
- Не можешь. Я обещала показать им весь дом.
- Ну ладно, - вздохнула я и встала на ноги. И даже схватила в руки рисунки. Ибо что-то мне подсказывало, что если я не запихну их в тумбочку, мать их сожжёт. Мне этого совсем не хотелось.
Через десять минут я всё же вымелась на улицу. Камень на душе принял уже просто нечеловеческие размеры. Интересно, а если гости засидятся до полуночи, я должна буду ночевать на улице? Впрочем, такой выход наверняка всех, кроме меня, устроит. Ну и кроме Милли, конечно, но её мнение мало весит. Жаль. Наверное.
После получаса в кофейне я вдруг осознала, что долго тут сидеть тупо, а что ещё делать вне своей квартиры, было непонятно. Поэтому я просто направила себя в местный парк. Просто шататься – я не видела ничего приятного во всех этих деревьях и кустах.
В конце концов, мои ноги сообщили мне, что без отдыха скоро откажутся мне повиноваться. И я плюхнулась на покрашенную в ярко-голубой цвет деревянную скамейку. Не спорить же с собственным телом.
Взгляд мой устремился в пространство, а бестолковая башка наполнилась мрачными мыслями. Слишком уж я для этого приспособлена. Такие должны раз в век рождаться. А лучше – вообще не. Пожалуй, мои родители тоже считают, что лучше бы не. На этой незамысловатой (дурацкой, если честно) мысли и зациклился мой мозг. А в такие минуты во мне просыпается крайне противный парень (зачем-то говорящий о себе в женском роде), Внутренний Нарциссист.
"Собственные родители презирают меня. Меня, такую прекрасную и замечательную. Чуть ли не лучшее человеческое существо под этим грешным небом. Презирают. Идиотизм какой-то."
"Себя надо любить и хвалить. Не поручать же такое ответственное дело чужим людям. Что они вообще понимают, эти чужие люди?", - Интонации этого внутреннего голоса были горькими и обиженными, как мысли ребёнка, которому не купили обещанное мороженое. А потом эта обида сменилась удивлением: откуда вообще взялась эта фраза о похвалах? Услышала (подслушала?) я её, вычитала, высмотрела? Если честно, до сих пор, когда вспоминаю её, задаюсь этими вопросами. Точно знаю, что она какому-то странному человеку принадлежит – его серьёзные речи совершенно невозможно отличить от шуток.
Как раз где-то на финише этих размышлений о сокровищницах (барахолках!) моей памяти на моё плечо легла чья-то рука. Сейчас я, как обыкновенный обыватель с в меру расшатанными нервами, подлетела бы в воздух на полтора метра, да ещё и обматерила анонимного обладателя этой загадочной верхней конечности в придачу. А тогда – медленно повернула голову и уставилась на предполагаемого собеседника.
Шелла, прозванного Антикваром, то есть. К счастью, он – не худшее существо в мире. Одно из немногих, кого мне тогда не хотелось послать подальше. Типичный такой рассеянный поэт. Настолько типичный, что меня до сих пор иногда порывает спросить, зачем он выпрямил волосы и надел линзы. Я, несмотря на всю свою мнимую необычность (или не такую уж и мнимую?), обладаю набором стереотипов в голове. Вот и удивляется эта самая голова, почему это у Шелла волосы не кудрявые и глаза не голубые.
Впрочем, самая яркая особенность внешности Антиквара – это физиономия, сохраняющая удивлённо-растерянное, как у заблудившегося, выражение абсолютно в любой понятной и непонятной ситуации. И тогда его рожа выглядела не менее растерянной и удивлённой.
- Ни? – почти виновато спрашивает он. – Я вовремя?
А вот и основная отличительная особенность мировоззрения Шелла, хоть записывай для статьи. Время для него – чуть ли не самая важная вещь во Вселенной. Странный тип.
- А с чего бы тебе быть не вовремя? – глухо отвечаю я из-за вязаной стены – горловины свитера, то есть.
- Мало ли, - Шелл неопределённо пожал плечами и покосился на мою скамейку. – Можно же? – спросил он, сообразив, что я заметила направление его взгляда.
Я почти раздражённо кивнула. Нашёл самого великого тирана-садиста всех времён и народов, блин.
Шелл приземлился рядом со мной. Немного подумал и забрался на скамейку с ногами. И стоило тогда спрашивать разрешения на присесть, да ещё таким забитым голосом?..
- У тебя всё очень плохо, да? – тихо спросил Антиквар, на всякий случай пристально пялясь в моё лицо.
- Что ж, с одной стороны, меня выкинули на улицу. С другой стороны, это всего лишь на несколько часов. Но, - я пожала плечами, - нарциссисту во мне невыносимо сознавать, что прекрасную и чудесную Ни кто-то не любит.
Антиквар понимающе усмехнулся. Правда, в следующий же момент его выразительная рожа снова приняла виноватое выражение.
- Ну, если так, тогда я не буду говорить о своих якобы проблемах, - почти прошептал он. Опустил голову и с преувеличенным интересом уставился на носки собственных шнурованных ботинок.
Я же потихоньку начала сгорать – от стыда и раздражения одновременно. Вбивала себе в голову, вбивала – сильные эмоции не доводят до добра. Сильные-эмоции-не-доводят-до-добра. Не доводят. Без толку. Дура я непроходимая, видимо.
- Ну сколько раз вам повторять, - яростно вздохнула я, - мне вообще пофиг, что именно у вас случилось. Я не верю в чушь про то, что проблемы больного раком малыша в чём-то превосходят проблемы кого-то, кто, скажем, в очередной раз поссорился со всеми родственниками и приятелями сразу. Если кому-то плохо, я не делаю различий между обстоятельствами, которые его в такое состояние привели. Выкладывай уже.
Шелл, во время этой вдохновенной речи пребывал в оцепеневше-удивлённом состоянии, искренне, как я понимаю, пытаясь понять, разозлил он меня или нет. Зато предложение выкладывать воспринял адекватно, и на том спасибо.
Содержание его монолога я теперь, конечно, не помню. Сводилось всё к тому, что всё-очень-плохо. Я же изображала идеального слушателя: кивала в нужных местах, не перебивала и вообще молчала в тряпочку.
Конец речи Антиквара (от речи, что уж там, действительно тянуло временем и историей) стал одновременно началом нашего общего молчания. Сидели, не издавали звуков, в землю пялились как-бы-заинтересованно.
- Тебе не кажется, что мы какие-то подозрительно пустые? - внезапно вопросил Шелл, радуя всех желающих жутким огнём в глазах и нотками истерического смеха в голосе. Приступы вдохновения у него зачастую проходят так пугающе для окружающих, что поневоле начинаешь верить в обобщения обо всех творческих личностях. - Я когда-нибудь обязательно сложу о наших пустых сердцах песню.
Пока что-то не сложил. Ну, зато другие постарались*.
---
* - автор мог иметь здесь в виду как песню Hollow Hearts Unite группы Hawthorne Heights, так и Песню о Пустом Сердце из книги Макса Фрая "Болтливый мертвец". Со вторым связано много непоняток. С одной стороны, Ни вряд ли могла читать книги Макса Фрая. А какого, в таком случае, она сыплет его цитатами, как заядлый читатель?..

Пещера|Ficbook
Дымка безмолвная сумерек синих,
Скроюсь за тенью и ею же стану,
Выйду с Луною один на один я,
Звезды гуляют по снам неустанно...
Кто я теперь? — я ли прежняя? — странно...
[cut=(с)]Аватар - кадр из комикса "Lackadaisy" (автор - Трейси Батлер)
Подпись - Птыц (при участии этого произведения)
Статус - Бродский [/cut]

Сообщение отредактировал Улитница - Воскресенье, 16.03.2014, 18:11

Звездолапка

Дата: Понедельник, 10.03.2014, 15:25 | Сообщение # 2

Black'n'
Bled,
Rockin' Red!

Группа: Учaстники Совета

Сообщений: 8869

СнейлСтеп~~лер~~, как всегда чудесно и завораживающе.
Хочу кишочков.

In his heart, in his eyes,
In his soul there's no sign of thunder
Screams, can you hear the screaming
When another restless soul must die?
© Hammerfall - Restless Soul

Аватар (с) unknown,
Kurosaki Shun

AKA HEIHNNREH.

Улитница

Дата: Понедельник, 10.03.2014, 16:05 | Сообщение # 3

Мы спускаем флаги и жжём бумаги

Группа: Участники Советов

Сообщений: 11206

Итак, я с сожалением узнал, что на Юкозе есть лимит по количеству знаков в сообщении.

любознательность - не всегда порок.

До вчерашнего дня в окрестностях стояла адская жара. Солнце палило нещадно, растительность, дома и дороги покрылись пылью, а местное население искренне ощущало себя праздничной выпечкой в духовке. Некоторые (например, Винни) полагали такие погодные условия поводом к увеличению и без того впечатляющих масштабов поглощения мороженого и прохладительных напитков. Абсолютное большинство, однако, особого одобрения высокой температуре воздуха и засухе не выказывало.
Но это всё, подчёркиваю, до вчерашнего дня. А вчера с утра начали стягиваться в долине тяжёлые и тёмные грозовые тучи, а к ужину грянул сильнейший ливень, да так, что тропинки в нашем саду в одночасье превратились в ручьи. Но сегодня вода немного успокоилась и теперь заключена только в безобидных лужах. Поэтому я сейчас не где обычно, а в центре города. Мне не грозит опасность ни утонуть, ни расплавиться, а, значит, можно бродить по улицам, стараясь хоть что-то запомнить, пить на ходу какую-нибудь дрянь (или не дрянь, если повезёт) и вообще яростно ощущать себя Нормальным Человеком.
Пункт относительно некачественных напитков я выполнять всё же побоялась, зато прошла столько, сколько обычно не прохожу и за две недели. Поэтому, думаю, не стоит уточнять дополнительно, что я рада осознавать, что стою на тротуаре прямо напротив некого кафе, гордо именуемого «Лёд и стекло». «Весёлое название, хотелось бы пообщаться с владельцем», – почти машинально замечаю я про себя.
И, решив больше не откладывать, подхожу и открываю застеклённую дверь. Радуюсь отсутствию звона коварно прицепленных над входом колокольчиков (и самих колокольчиков тоже) и прохладному воздуху. Музыка играет достаточно тихо, чтобы не мешать разговору, но достаточно громко, чтобы заглушать его для любопытных ушей персонала. Осматриваюсь. Белоснежные стены, мебель из некой светлой голубоватой древесины, яркие разноцветные бумажные светильники. Льда не видно. Стекло – ну, разве что оконное. Зато зал почти совсем пустой, только за одним столиком обретаются две посетительницы. При их виде во мне внезапно просыпается некий экстраверт со склонностью к подслушиванию и с ненавязчивостью рыночной торговки предлагает мне устроиться по соседству. Разыгрывать внутреннюю борьбу мне не хочется, поэтому повинуюсь. Но когда я прохожу мимо, одна из сидящих за ним девушек поднимает на меня взгляд, и мне кажется, что его тяжесть пригибает меня к земле, а сам он проникает внутрь меня, охлаждает кровь до температуры воды в мартовской реке и докладывает своей обладательнице обо всех моих прегрешениях. К счастью, она явно не отличается излишним любопытством, поэтому отворачивается и занимается своим стаканом с некой явно безалкогольной зеленоватой пеной. Я неуклюже опускаюсь на стул, так и не заорав. Весело получается: я всю жизнь ждала встреч со сверхъестественными существами, а теперь, когда эти желания начинают исполняться, почему-то пугаюсь до полусмерти…
Рядом материализуется мрачная леди с выкрашенными в ярко-розовый цвет волосами, жаждущая узнать, за что я собираюсь платить. Я успела напрочь забыть, что пришла в заведение, где люди едят и пьют за деньги, и теперь не хочу мучить девушку долгим выбором, поэтому открываю меню на случайной странице, посвящённой безалкогольным напиткам, закрываю глаза и касаюсь страницы пальцем. Леди удаляется (я даже не пытаюсь узнать, что я выбрала и за какую сумму), я же принимаю максимально удобную для незаметного подглядывания позу, потому что мне действительно интересно, что за гости из иных миров устроились в малоизвестной забегаловке рядом с городским парком.
Одна из посетительниц отличается высоким ростом, чуть ли не на полголовы выше меня самой, хотя я гордо возвышаюсь над многими из людей. Если бы она была несколько ниже ростом, её можно было бы назвать полной, однако сейчас сложена вполне гармонично. Тёмно-каштановые волосы безжалостно обкорнаны по бокам лица, зато кончик косы, сплетённой из оставшихся прядей, ненавязчиво покачивается рядом с сиденьем её стула. Тёмные глаза с различимыми даже с моего места золотистыми прожилками, мрачно-вдохновенный вид, ясно читаемые по лицу размышления тысячелетнего мудреца. Одета сия персона в чёрную футболку, явно рассчитанную на кого-то покрупнее, и тонкие тёмно-синие штаны; из-под стола виднеются не по сезону монументальные тёмные ботинки с неожиданно развесёлыми небесно-голубыми шнурками. Руки скрещены на груди, лодыжка правой ноги на колене левой, на столе перед ней полупустой стакан со смесью льда и кофе.
Другая - та самая обладательница тяжёлого всепроникающего взгляда, а заодно бледной кожи, маленького роста и воробьиного веса. Цвет глаз определить никак не получается – он кажется то серым, то зелёным, то голубым, но всегда светлого оттенка. Пышная копна пепельных кудряшек, постриженных примерно до середины шеи, поначалу напоминает густой дым, но когда в окно заглядывает солнечный луч, становится похожа скорее на туман. Юбка из тонкой ткани кофейного цвета, украшенной сложносочинёнными растительными узорами, заканчивается на уровне лодыжек, а расстёгнутый воротник лёгкой бледно-палевой рубашки позволяет видеть амулет, составленный из маленькой деревянной фигурки тюленя, крапчатых перьев и камушка цвета слоновой кости, причём девушка носит его не на простой нити, а на своеобразном ошейнике из гибкого ивового прутика.
Та же самая официантка с весёлым цветом волос, не соответствующим выражению её лица, ставит на мой столик стеклянный кувшин, полный некой красной жидкости, в которой плавают ломтики лимона и те самые кубики льда. Наливаю напиток в стакан, пробую – он оказывается обыкновенным лимонадом, только с привкусом и цветом клубники и почему-то запахом свежескошенной травы. Убеждаюсь в том, что деньги зря тратить не придётся и переключаю своё внимание на другие, более интересные вещи – за столиком как раз начался разговор.
– Всё это просто прекрасно, – говорит одна из них; я приписываю этот глубокий и низковатый голос высокой, и, скосив глаза, убеждаюсь, что права. – Не могу пожаловаться на качество местного кофе, хотя привкус вишни меня, признаться, несколько озадачивает. Но мне кажется, что беспокоить своих друзей, чтобы просто молча пить некие непонятные вещи в малоизвестных забегаловках – не совсем твой стиль.
– А я и не за этим тебя позвала. – Голос Человека-Тучи, как я уже успела мысленно окрестить её, оказывается тихим, твёрдым (я невольно вспоминаю интонации Джета) и в то же время высоким (этого за Джетом вроде бы не водилось). – И не спрашивай, почему я не пригласила Лей или кого-то ещё: у меня дело именно к тебе.
«I don’t want to say what I don’t mean, but I’m trying just to let you know that I don’t want to cause a scene, but I’m sorry ‘cause it’s time for you to go*,» - ехидно напевает один из моих мистических внутренних голосов, тонко намекая, что пора бы и перестать шпионить за этими милыми людьми. Но его быстро затыкают два других: один очень любопытен и хочет узнать если не конец, то хоть середину этой истории, а другой замечает, что если они так хотели остаться незамеченными, можно было бы и не ходить в общественные места.
Будущая жертва серьёзного разговора с ним полностью солидарна.
– Боюсь, мне не понять твоей логики, – усмехается она. – До сих пор мне казалось, что личные разговоры в общественных местах не ведутся. А тут, как бы, и персонал, и вот эта леди, - Тут, надо полагать, указывают на меня.
– Сама же говорила, что большинству людей до нас нет абсолютно никакого дела.
– Действительно. Ладно, выкладывай. Надеюсь, сегодня ночью я смогу уснуть – обычно после твоих разговоров получается не очень.
Ну, ещё бы – кажется, Человек-Туча на лёгкие, безобидные темы разговаривать не способна вообще.
– Вот скажи, - говорит нарочно медленно, да с такими интонациями, что моё сердце начинает биться гораздо медленней, боясь конца фразы, - скажи, мне, Кейд, как ты думаешь, тебе свойственна беспристрастность?
– Во всяком случае, я стараюсь, - осторожно отвечает Кейд. Воздух начинает потрескивать.
– Неплохой ответ. Лжецом ты, по крайней мере, не являешься, – Звучит то ли как разговор директора школы с неуспевающим учеником, то ли как допрос виновного, что, в принципе, одно и то же. – Следующий вопрос: правда ли, что тебе нравятся сильные личности?
– Нравятся.
– А полтора года назад это тебе было свойственно?
– Было.
Выдержка Кейд меня восхищает: я бы на её месте уже начала кричать.
– Тогда расскажи, с чего ты заинтересовалась…
Её перебивает надрывный кашель: Кейд, кажется, подавилась этим своим ледяным вишнёвым кофе. Прокашлявшись, она начинает громко и жадно говорить и всё-таки повышает голос.
– Ивушка! Ты – чуть ли не лучший человек, которого я только встречала за свою жизнь, ты обладаешь нечеловеческой проницательностью, ты не слепая, в отличие от многих… И ты сейчас будешь доказывать мне, что Ванда – слабая личность?! Не верю! Ты каждый день видишь на улицах людей, которые способны смеяться над своими ежедневными приступами удушья, перманентной головной болью, над паническими атаками, в конце концов?!
– Ничего себе, – названная Ивушкой выглядит ошарашенной. – Не думала, что ты можешь закатить такую истерику. Только не думай, пожалуйста, что я совсем выжила из ума, я просто примерно представляю, как это выглядит со стороны. Может, всё-таки ответишь на мой вопрос, а?..
– Ладно, если тебе так надо, отвечу. Вообрази себе потенциально доброго человека, который маскируется под абсолютно беспристрастную мудрую тварь. Он знакомится с другим человеком. Этот другой обладает шикарным букетом болезней, поэтому всё время ждёт смерти. Из-за того, что он ждёт смерти, он слишком тихий и не хочет никому грызть глотки. Из-за того, что он не хочет грызть глотки, на него никто не обращает внимания. Поэтому у него, соответственно, нет друзей, зато есть глубоко укоренившийся комплекс неполноценности. Первый человек у нас какой? Правильно, потенциально добрый. Вот доброта и срабатывает. Ясно?
Надо же, какие у людей отношения интересные. Надеюсь, социум не пытается запихнуть их в узкие рамки «любви» и «дружбы».
– Почти, – говорит Ивушка. – Одно только непонятно – до сих пор мне казалось, что ты за испытания, позволяющие закалить характер.
– А так и есть. Только при условии, что человек способен справиться. А если не способен, если это абсолютно за пределами его возможностей… И зачем тогда издеваться?
– То есть, ты полагаешь, что Ванадий не способен обрести уверенность в себе сам?
– Я не полагаю. Я знаю. И не думай, пожалуйста, что это попытка его унизить – сухая констатация факта же, ничего особенного.
– Точно так же говорит твоя сестра, если кто-то обижается на прямоту её характера, – замечает Ивушка, и на этот раз её голос приобретает скорее оттенок добродушной насмешки, чем упрёка.
– Ну да, а кто-то ещё говорит, что между мной и Лей нет никакого фамильного сходства! – смеётся Кейд. Мне отрадно слышать, что тяжёлый разговор о чьих-то запутанных отношениях наконец-то становится вполне приятным.
– Кэскейд, а тебе не кажется, что нас тут давно и упорно подслушивали?
Мне приходится приложить некоторые усилия, чтобы не закашляться. Чёрт, кажется, конспиратор из меня откровенно никакой. А ещё кажется, что я только что смертельно поссорилась с двумя весьма симпатичными личностями.
– Ну… - Кейд, она же Кэскейд, неожиданно протягивает руку и кладёт её на моё плечо. – Кхм, извините за беспокойство, вы слышали всё, что мы тут обсуждали или всё-таки нет?
Я оборачиваюсь, чтобы они могли наблюдать мою честную рожу (ну да, и шикарную чёлку тоже).
– Если я скажу, что я тут не грела уши, это будет враньём. Если я скажу, что я не поняла абсолютно ничего, это тоже будет враньём. Особенно нагло будет, если я скажу, что мне не было интересно. Но если я скажу, что у меня напрочь отсутствует склонность трубить чужие тайны на каждом углу, это уже будет правдой.
– Ну, хоть у кого-то её нет, – флегматично замечает Кэскейд.
– Приятно видеть сочетание любопытства и умения хранить секреты, – одобрительно заявляет Ивушка.
– Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что рада тому, что вы не собираетесь откусывать мне голову? – интересуюсь я.
– Не откусим. Это противоречит нашим понятиям об эстетике смерти, – серьёзно, со знанием дела сообщает Кейд.
---
* - считаю нужным уточнить, что цитируется здесь песня Time For You To Gо, написанная и исполненная коллективом Sum 41.
---

Цитата Звездолапка (

)

Хочу кишочков.

НЕТ, Я НЕ ПИШУ РАСЧЛЕНЁНКУ.
НЕТ, Я НЕ ПИШУ НЦу.

Звездолапка

Дата: Понедельник, 10.03.2014, 17:54 | Сообщение # 4

Black'n'
Bled,
Rockin' Red!

Группа: Учaстники Совета

Сообщений: 8869

Цитата Улитница (

)

НЕТ, Я НЕ ПИШУ РАСЧЛЕНЁНКУ.
НЕТ, Я НЕ ПИШУ НЦу.

okay.

Улитница

Дата: Суббота, 07.03.2015, 19:14 | Сообщение # 5

Мы спускаем флаги и жжём бумаги

Группа: Участники Советов

Сообщений: 11206

Не прошло и года.
---

3. Слушай.

Сегодня я умудряюсь проснуться ровно в полдень. После размышления о том, как это время вписывается в мой сегодняшний график, мне остаётся только выругаться и упасть вниз с лестницы – ну, во всяком случае, со стороны мой безумный спуск примерно так и выглядит. Наскоро умывшись и причесавшись, я забегаю обратно и на всякий случай переодеваюсь в самую парадную одежду, которая имеется в моём гардеробе – тёмно-синюю тунику с длинными рукавами и чёрные брюки. Потом в тех же примерно темпах перемещаюсь в кухню, повелеваю чайнику вскипятить воду и снова смотрю на часы. Теперь в моём распоряжении есть ещё двадцать минут. Сложно сказать, что хуже: будильник или его отсутствие.
Иногда мы с картиной сами идём к заказчику, но в большинстве случаев всё-таки он идёт к нам, потому что я слишком ленива, чтобы бегать по городу. В последнее время мне приходилось отказываться от этой практики из-за того, что в доме Ножик постоянно кто-то есть. Теперь это, к счастью, необязательно. Винни взяла в привычку каждое утро убегать куда-то и возвращаться часов в десять вечера, притаскивая то ракушки, то украшения, потерянные, судя по виду, примерно век назад, то ягоды в пригоршне – и это не считая многочисленных фотографий. Флэйм, как выяснилось, дольше недели в нашем мире предпочитает не задерживаться, а потому благополучно куда-то делся ещё три недели назад. Шелл гостит у своей семьи в пригороде; признаться, после его отъезда мы вздохнули с облегчением, потому что всю предыдущую неделю он завывал и ныл самым кошмарным образом. Правда, однажды окончательно выведенный из себя Джет заткнул его очень и очень надолго: оторвался от какой-то таинственной энциклопедии, абсолютно спокойно сказал: «Теперь о том, как ты не хочешь в гости, знает весь город, поэтому можешь больше не надрываться» и уткнулся обратно в книгу. Сам он всё время проводит в беседке или в собственной комнате, поэтому можно считать, что его нет вовсе. Что до Ножик и Эллери, их развлечения настолько темны и таинственны, что я предпочитаю о них не задумываться.
Итак, кроме меня, Мирта и Джета, в доме никого нет. Я пью пахнущий мятой чёрный чай, жую шоколадное печенье и жду гостя. Знаю я о нём примерно ничего, кроме имени и фамилии. Заказывал он, вообще-то, рысь в лесной чаще. Но у меня есть странное свойство – всё, над чем я задумываюсь в течение дня, снится мне ночью, но в несколько искажённом виде. Поэтому проснулась я с диким приступом вдохновения, а итогом стало странное существо, которое вроде бы было рысью, но издалека, через прищур, с наклонённой набок головой и во многих и многих ракурсах казалось обыкновенной бесхвостой кошкой, причём не всегда с кисточками на ушах. Когда я чисто из интереса поинтересовалась, устроит ли его такое исполнение, он почему-то очень обрадовался и сказал, что более чем. Я удивилась, конечно, но не так сильно, как могла бы. Всё-таки обычные, не обладающие никакими странностями люди, ко мне не обращаются.
Задумчиво протягиваю руку налево и включаю магнитофон. Выясняется, что мой диск оттуда кто-то вытащил: проигрыватель начинает напевать первую песню мюзикла «Кошки». Меня это, впрочем, вполне устраивает. Когда песня добирается до относительно громкой части, у меня неожиданно интересуются:
– С чего это ты слушаешь мою музыку, Ни?
Это оказывается Ножик. Она одета в чёрно-белое платье длиной до колена, на шее серебристая металлическая цепочка, русые волосы заколоты длинными шпильками. Насчёт того, что «украшения для волос» можно использовать в качестве холодного оружия, особых сомнений у меня нет.
– А с чего это ты дома в такой поздний час? – парирую я.
– Потому что время терпит, – туманно говорит она. – Но, если это тебя утешит, я уже ухожу.
С этими словами она неожиданно небрежно машет мне рукой и выбегает в коридор.
– Убивать идёшь? – кричу я ей вслед.
– Что-то вроде того, – отвечает она и хлопает дверью.
“Feline, fearless, faithful and true to others who do-“, – тихо говорит проигрыватель, но в это время дверь осторожно открывается и в коридоре становится различим высокий тонкий силуэт, то есть угадывать, к кому относились эти слова, дорогие высшие силы предоставляют мне. «Ну и ладно», - думаю я и выхожу из кухни.
– Здравствуйте, – смиренно говорю я.
Визитёр косится на меня настороженно. Вообще, создаётся впечатление, что ему больше всего хочется наплевать на потраченные деньги и исполненную картину и убежать от меня куда подальше. Внешне он, правда, старается этого не показывать. Держится ровно, спокойно и даже не очень косится на дверь.
– Здравствуйте, Ниджи, – почти шелестит это робкое существо, протягивая мне руку.
Я отвечаю на рукопожатие, надеясь, что моя рожа не очень перекосилась, когда я услышала из его уст своё полное имя. Мало что я ненавижу так же, как этот набор звуков. Но нет, банковский счёт на кличку попробуй заведи. Отец говорил, что такое имя – это «дань-уважения-твоим-японским-корням-детка!». Ага, как же. Если бы он хоть немного уважал свою мать, передавшую мне те самые японские корни, он бы не считал отвратительное отношение к ней моего деда нормой. А если бы хоть немного уважал японский язык, потрудился бы правильно произносить и писать слово, из него пришедшее.
Но, в конце концов, посетитель (чёрт, я же узнавала его имя, почему я ничего не помню?!) не виноват. Он просто решил, что обращаться ко мне по сокращению – не совсем то.
– Зовите меня Ни, – говорю я.
Кажется, он удивляется, но всё-таки сдержанно кивает.
– Чай?
Кажется, он начинает потихоньку проклинать себя (за то, что вообще затеял эту эпопею с художествами) и меня (за мою назойливость). Но всё ещё держится. Хотя вообще непонятно, что во мне такого страшного?!
– Пожалуй, не откажусь, – медленно и ещё более тихо говорит гость.
Вскоре мы уже вполне мирно пьём чай за кухонным столом: я снова жую шоколадное печенье, гость к нему не притрагивается. При ближайшем рассмотрении оказывается, что помимо длинной тощей фигуры он обладает тонкими чертами лица, тусклыми чёрными волосами и очень бледной, почти белой кожей. Глаза, кажется отсюда, серые. Больше внимания, конечно, привлекают прямоугольные очки в чёрной оправе: кажется, они вообще нужны исключительно для того, чтобы собеседник замечал его лицо. Одет он в чёрную же толстовку, серые джинсы и чёрно-белые, кажется, кроссовки. Ахроматические цвета его облика нарушаются только ярко-алым шнурком на шее.
С подоконника приходит Мирт. Кот нагло вспрыгивает на стол и подходит к гостю. Внимательно обнюхивает его руки, не менее внимательно смотрит… и неожиданно трётся головой о плечо человека, начиная мурлыкать.
– Эй, а со мной ты себя так не ведёшь! – укоризненно говорю я Мирту. Тот равнодушно косится на меня золотистыми глазами, не понимая, к чему я вообще придираюсь, и продолжает ластиться к гостю.
– Меня любят все кошки, - как-то виновато говорит гость, слегка улыбаясь.
А, точно, Максимиллиан. Никогда не была сильна в запоминании имён.
– Вы так говорите, будто это нечто плохое, Макс, - замечаю я, даже не замечая, что перешла на сокращение.
– Хорошо иметь дело с людьми, привыкшими к прозвищам, - говорит он. – Их не нужно одёргивать.
Мысленно я чертыхаюсь, но всё-таки делаю вид, будто так и надо – универсальное средство от любой неловкости же.
– Кстати, - продолжает Макс, - я надеюсь, вы не сочтёте за наглость, но что стало у вас с лицом, когда я назвал вас по полному имени?
В этот раз я уже не чертыхаюсь, а почти матерюсь. Ай да Ни, ай да молодец, ай да мастер самоконтроля!
– Я его не люблю, потому что не люблю своих родителей, - наконец выдаю я. – Они хотели от меня настолько разных вещей, но при этом настолько одинаково на меня забивали, что полюбить их я не смогла бы при всём желании.
Собеседник молча смотрит на меня. Кажется, ожидает продолжения.
– Зачем вам эта дрянная история, простите? – искренне удивляюсь я.
– Чисто из интереса. Люблю коллекционировать грустные истории, знаете ли, - как-то невесело ухмыляется Макс.
– Что ж, ладно, - медленно и как-то нараспев произношу я. Гость всем своим видом показывает, что будет слушать и только слушать. Хорошо, хоть записывать не собирается.
Мирт же явно недоволен. По-кошачьи пожимает плечами, щурит глаза, прижимает уши к голове и всем своим видом показывает, что считает воскрешение призраков старых, скучных и нехороших историй дурным тоном.
– А это не моя инициатива, это твой новый приятель придумал! – ехидно говорю я, как-то сразу теряя всё очарование рассказчика. – Так вот, полагаю, для начала стоит сказать о том, что случилось задолго до моего рождения.
Однажды одного военного отправили служить на базу нашей страны на известном вам японском острове. Этот военный обладал весьма скверным характером. К примеру, даже в зрелом возрасте у него имелось свойство, обычно случающееся только у некоторых избалованных маленьких детей – думать, что «оно мне нравится – значит, оно моё!». Маленькие дети обычно закатывают истерики. У взрослого военного, к сожалению, было оружие.
Как-то раз, перед самой демобилизацией, он повстречал девушку из местного японского населения. Звучит как цитата из рассказа о Большой и Чистой Любви, да? Ничего, это скоро пройдёт.
Девушка была очень и очень талантливой художницей и уже почти совсем поступила на факультет искусств в университете большого города. Почти. Её планы были несколько нарушены встречей с тем самым военным на пустынной окраине городка. Леденящие душу подробности дальнейших событий я описывать не буду, да и сами события, пожалуй, опущу.
У военного хватило наглости прийти к матери девушки и поговорить на тему любви с первого взгляда, свадьбы и переезда в его родную страну. Дочь, конечно, была против, но это не волновало ни её потенциального жениха, ни её мать. Последняя считала, что девушке в любом случае надо выйти замуж, деньги у военного есть, страна, где он живёт, большая и богатая, девушку он, по его словам, любит, а даже если не любит, ей должно терпеть всё. Возражать у нашей героини не было ни сил, ни возможности.
Позже, уже в родной стране этого самого чувака у пары родился сын. Потом ещё два. Потом дочь. Когда они выросли и узнали об истории своей семьи, старший и младший сыновья решили, что в ней нет ничего странного или плохого. Средний сын и его сестра так не подумали, но промолчали, опасаясь тяжёлой руки отца. Но остальные дети, кроме старшего сына, пока не заслуживают пристального внимания. А он вырос, поступил в университет, а потом стал доктором наук. Но это потом. Несколько раньше у него родилась дочь. Думаю, понятно, кто она?
Детство у меня было, мягко скажем, не самым лучшим временем. Отец надеялся, что я достигну успехов в математике – ну, чтобы было, чем хвастаться перед учёными друзьями. Но я не оправдала его надежд, поэтому даже жалкая доля интереса, который он ко мне испытывал, бесследно исчезла. Матери я была относительно симпатична, но только пока не научилась связно говорить. Тогда вдруг оказалось, что у меня в голове помещается мнение. То есть, своё собственное мнение. Это её напугало. Ещё больше её напугал тот факт, что у моей младшей сестры мнение тоже оказалось своим, никем не навязанным. К счастью, к тому моменту, как я пошла в начальную школу, у меня родился младший брат, и позже оказалось, что он впитывает все слова родителей, а сам собственного взгляда на вещи не имеет. Это её, наконец, успокоило.
Как текла моя жизнь в это время, более-менее понятно. Но потом стало немного легче.
Сначала моя бабушка, до этого испытывавшая ко мне заочную неприязнь по вполне понятным причинам, поняла, что от родителей мне приходится несладко. И начала относиться ко мне как нормальный человек. Сначала скорее для того чтобы досадить сыну и невестке, но потом уже вполне искренне. А если вы вспомните о её художественных талантах, будет понятно, кто привил мне любовь к изобразительному искусству.
Потом я перешла в среднюю школу. Само по себе событие не слишком выдающееся, но в одном классе со мной внезапно оказалась девочка, решившая со мной подружиться. Сначала я несколько ошалела от такого поворота событий, поскольку до этого ко мне относились либо как к пустому месту, либо как к человеку, с которым лучше не связываться. Но потом мы всё-таки стали друзьями. Вообще, я полагаю, что она – мой лучший и единственный друг, а остальные – так, приятели.
До окончания школы моя жизнь текла более-менее стабильно. Но ближе к совершеннолетию я поняла, что на самом деле для дальнейшей жизни мне не нужно ни высшее образование, ни постоянная работа, о чём я и сказала родителям. Вообще-то я думала, что им на меня уже давно и глубоко пофиг, но нет. Они почему-то восприняли это как символ окончательного и бесповоротного краха их попыток меня воспитать. В нашей квартире произошла адская битва, в народе известная как Великий Скандал. В приступе ярости меня выставили из дома, но даже когда приступ ярости прошёл, зазывать меня обратно никто не стал. С тех пор я так и живу: сначала у друзей, потом одна, теперь опять у друзей.
– Это было не очень утомительно? – интересуюсь я у Макса, лицо которого приобрело какое-то мрачновато-злобное выражение.
Мирт, до этого сидевший, напоминая спящего, с закрытыми глазами, вдруг смотрит на меня с неподдельным интересом. Кажется, до сих пор в его кошачью голову не приходила мысль, что у меня когда-то были столь масштабные проблемы.
– Нет, – отвечает гость, – просто, с человеческой точки зрения, мне совсем не нравится эта история.
– Хотела бы я посмотреть на человека, которому она понравится.
– Я бы не хотел, - серьёзно говорит он, - не хочу травмировать свою нежную психику, которая и без того пострадала.
– У вас тоже не самая лучшая жизнь? – осторожно интересуюсь я. А что, у меня спрашивать можно, а мне спрашивать нельзя?!
– Не лучшая, - кивает Макс. – Но, полагаю, ещё и неинтересная.
– Интересно же вам было слушать мою историю.
Макс вздыхает. Долго сидит с закрытыми глазами, пытаясь построить в голове связный рассказ. Знавали мы таких: без этого их голос дрожит так, что слушать их довольно затруднительно. С чётким планом они, правда, тоже запинаются, но всё-таки не так страшно.
Мирт переводит заинтересованный взгляд на своего нового приятеля. Тот уже справился со своими заморочками и начинает говорить.
Я не думаю, что события, случившиеся со мной, удивительны и достойны внимания. Я родился слабым и до сих пор остаюсь слабым – здоровьем и всеми остальными вещами. Родители почему-то развелись почти сразу после моего рождения, и я здорово опасаюсь, что именно из-за меня. Несколько позже мама, правда, снова вышла замуж, поэтому теперь у меня есть отчим и сводные сёстры. На самом деле, у меня хорошая семья, но я понимаю, что они – не самые близкие мне люди.
В глубоком детстве у меня был какой-то чересчур робкий характер. Я не играл с другими детьми и почти с ними не говорил. Просто сидел в уголке и читал. Не сказать, чтобы это способствовало счастливой жизни, но меня, по крайней мере, никто не трогал.
Вся эта ерунда продолжалась у меня до четырнадцати лет. Потом мы переехали, а мне пришлось пойти в новую школу. И в первый же день на меня наткнулась девушка, учившаяся на класс старше меня. Она была первой, кому я внезапно оказался интересен. Она, собственно, все ещё мой друг. Как и её друзья. Это делает жизнь несколько легче, но ко старым проблемам часто прибавляются новые, так что пока я всё-таки её не очень люблю.
– Её – это кого?
– Её – это жизнь, – мрачно отвечает он.
– А ту девушку зовут Кэскейд, да? – в моей голове возникает весьма безумная догадка, и я решаю её проверить.
Макс моментально замолкает и непонимающе смотрит на меня.
– Откуда вы знаете?
– Я с ней немного знакома. Совсем мельком, но всё же.
«А это у нас теперь называется знакомством, да?» - ехидно думает какая-то маленькая и вредная часть меня, но я её затыкаю.
– Смешно получилось, - говорит Макс (он же, как мы теперь помним, Ванадий, он же Ванда). И слегка улыбается. Смех, надо полагать, не входит в список звуков, которые он умеет издавать.
– Смешно.
Повисает неловкое молчание. Я снова принимаюсь грызть печенье. Ванадий с интересом рассматривает свои руки. Мирт делает вид, что уснул.
– Разговор себя исчерпал, я полагаю? – громко спрашиваю я. Гость согласно кивает. – Ну, тогда сейчас я вручу вам картину, и мы разойдёмся с миром. В конце концов, ради этого всё и затевалось.
Я быстро поднимаюсь наверх и возвращаюсь с рысекотом. Макс забирает у меня полотно и примерно минуту поворачивает его и рассматривает зверя под разными углами. Я уже начинаю опасаться, что он никуда не уйдёт, но в итоге он прекращает истязать картину, берёт с пола незамеченный мной доселе синий рюкзак и бережно сажает рысекота туда.
– До свидания. Спасибо за зверя. Он действительно красивый, - шелестит Макс.
– До свидания. Спасибо.
Он уходит, а я бреду обратно на кухню и ложусь прямо на местный диван. Он рассчитан на сидящих людей, а потому несколько узковат, но мне и так сходит.
Мирт подходит к нависающему надо мной краю стола, смотрит на меня и возмущённо мяукает.
– Что, боишься, что не вытерпишь разлуки? – ехидно спрашиваю я. – Ну, если ты не спрашиваешь у человека его адрес, чтобы ходить в гости, и при этом не умеешь писать и печатать… Сам виноват!
Мирт испускает ещё более возмущённый мяв.
– Тварь я ехидная, да? Ну всё, всё, затыкаюсь…
У меня остаётся исчезающе мало работы, много вопросов к судьбе и высшим силам и, кажется, зачатки безумной идеи.

Сообщение отредактировал Улитница - Суббота, 07.03.2015, 19:15

Улитница

Дата: Суббота, 07.03.2015, 19:17 | Сообщение # 6

Мы спускаем флаги и жжём бумаги

Группа: Участники Советов

Сообщений: 11206

Девятимесячные перерывы между частями - ЗЛО.
---

4. С вопросами стоит смириться.

По-хорошему, я уже давно должна была отморозить себе все конечности, подхватить воспаление лёгких и вообще умереть. По-хорошему, я бы сюда вообще никогда не полезла. Но почему-то порывы, на секундочку, ледяного воздуха, настолько яростные, словно они пытаются обрушить весь горный хребет, вовсе мне таковыми не кажутся – или я недооцениваю свой верный серый свитер?

На фоне чистейшего, совершенно свободного от облаков и тумана синего неба истерически трепещут разноцветные флажки. Сотни украшенных ими верёвок тянутся откуда-то сверху на ещё большие высоты. А я сама сижу на краю глубочайшей пропасти, свесив вниз ноги. Чудесный способ проводить время, что уж там. Особенно если учесть силу местного ветра.

Внизу что-то еле слышно, но очевидно кровожадно завывает, а ещё там клубится нечто пепельно-серое – то ли дым, то ли туман. Это удручающее зрелище, поэтому я чисто из интереса решаю поглядеть, откуда тянутся флажки. Оказывается, их источник, если так вообще можно выразиться – шпиль невероятно тонкого и хрупкого на вид замка с белоснежными стенами и голубой черепицей. Как это произведение архитектуры до сих пор не развалилось просто из-за существования в этом мире гравитации, не очень ясно.

Вообще-то, мне на редкость скучно. От продолжительного разглядывания дикой тряски радужных флажков в ком угодно может проснуться эпилепсия, даже во мне, ни разу подобным не страдавшей. Внизу всё ещё жутковато, поэтому туда тоже смотреть не стоит. Замшелые, кажется, мельницы и цепь крохотных водопадов на противоположной горе, конечно, симпатичны, но разглядеть их во всех подробностях не слишком получается, да и не способен мой непросвещённый разум на длительное коротание досуга с помощью разглядывания окружающих пейзажей.

Очевидно, мои мучительные размышления на тему «как скоротать досуг, если ты в неведомых горах и при тебе ничего нет» здорово достают мироздание, потому что, как только я решаю слегка подвинуться вперёд, ветер неожиданно усиливается до такой степени, что меня, не самое невесомое создание на земле, начинает уносить в пропасть. Я с силой вцепляюсь руками в край скалы, и, что самое интересное, не чувствую нормального человеческого ужаса, который был бы вполне естественным в подобном случае. Хватаюсь за холодный, как лёд, камень (почему это меня не слишком смущает?) я, скорее, машинально, из инстинкта самосохранения. Но это не слишком помогает – меня всё-таки отрывает от скалы. Правда, вместо того, чтобы улететь в противоположную гору, я начинаю падать вниз, к завыванию и туману.

Я почему-то ожидаю, что падение окажется медленным, как у киношных тонущих людей, но процесс происходит неожиданно быстро и вскоре я уже вдыхаю приятный аромат гари – серый туман таки оказался дымом. Но и это обстоятельство меня не смущает, хотя, вообще-то, мне полагается начать задыхаться.

Пролетев через слой дыма, я приземляюсь на ноги – точнее, на нечто, сначала кажущееся мне рассыпчатой землёй, однако при ближайшем рассмотрении оказывающееся смесью сажи и пепла, мгновенно оседающей на мои джинсы и обувь. К тому же, из-под моих ног моментально взметывается вихрь красно-золотых искр.

В тайной надежде узнать, что вообще происходит, я решаю оглядеться по сторонам, вместо того, чтобы пялиться на свои изрядно запачканные вишнёвые кеды. Оказывается, уже в сотне метров от меня бушует адский пожар – и прилагательное «адский» подходит сюда как никогда, потому что зола вместо почвы, постоянные искры и небо, затянутое дымом, тоже наводят на том самом земельном участке для грешников больших и малых. К тому же, скоро я замечаю, что откуда-то из глубины этого на редкость неприятного места доносятся весьма громкие вопли, и, судя по силе пламени прямо передо мной, идти проверять, что там происходит, не имеет смысла.

Особенно не имеет смысла, учитывая, что это самое пламя внезапно начинает распространяться и тянуться ко мне своими многочисленными языками. Особенно учитывая, что сии декорации неожиданно сменяются давно знакомым мне художественным магазином, а я сплю, прислонившись к стеллажу.

«Какого чёрта?!» - я лишь чудом не задаю этот вопрос вслух, а в записанном виде он должен был бы сопровождаться минимум тысячей восклицательных и вопросительных знаков одновременно. С каких это пор я страдаю нарколепсией, да ещё в такой степени, чтобы уметь засыпать стоя?!

– Извините, – вежливо интересуется у меня местный продавец, не самого определённого возраста человек с абсолютно обыкновенными короткими тёмно-русыми волосами, отрываясь от заполнения листов блокнота неким комиксом, чтобы посмотреть на меня взглядом «На самом деле меня ничто не удивляет, даже это», - с вами всё в порядке?

Я слегка зависаю. Что нормальные люди делают в таких ситуациях – говорят «а, я просто уснула на ходу, со мной бывает», или утверждают, будто не случилось вообще ничего? Впрочем, судя по лицу сего персонажа, ему вообще всё равно. Пожалуй, мотивов, по которым он задал мне этот вопрос, я не пойму, даже если очень захочу.

– А, это просто сон на ходу. Это со мной, конечно, в первый, раз, но совсем не страшно, – я решаю прибавить к этим словам вежливую улыбку, но без неё можно было и обойтись – персонажу по-прежнему глубоко всё равно.

– Я надеюсь, вам нужно здесь что-то купить? – только и спрашивает он, и через несколько минут, когда я открываю стеклянную дверь магазина, моя сумка уже набита свежайшей акварелью и белилами, а меня саму распирает от радости – я что, правда больше не говорю с людьми так, словно их глубочайше презираю?! Нет, правда?!

Спускаясь по выложенному бежевой плиткой (смотрю, я, правда, по-прежнему себе под ноги, но это, надо полагать, исправится – когда-нибудь), я неожиданно слышу за своей спиной смех. Подождите, у дверей же никого не было…

Когда я оборачиваюсь, оказывается, что на перилах крыльца, совсем рядом с окном, удобно устроилась девушка моего возраста или чуть старше, которая смотрит на меня и вполне искренне смеётся колокольчиковым смехом. Она одета в салатово-зелёную кофточку и джинсовую юбку, волосы у неё настолько длинные и пышные, что она вполне может не только греть там руки, но и хранить мелкие предметы, и при этом настолько белые, что я даже задаюсь вопросом, не альбинос ли она. Но нет, глаза у неё ярко-голубого, почти синего цвета.

Девушка смеётся ещё пару секунд, неожиданно улыбается мне в одобрительной манере, подмигивает и спрыгивает с крыльца куда-то в палисадник.

– Ну и что это было? – вслух спрашиваю я, но никто из предполагаемых адресатов вопроса, среди которых числятся таинственная девушка, Винни, Бог, повелитель лис-оборотней и вообще каждое живое существо во Вселенной, не торопятся мне ответить. Поэтому мне остаётся только отправиться домой и ждать Снэйлстеп, с которой я смогу обсудить все странности сегодняшнего дня, потому что мобильный в свои прогулки она никогда не берёт – видимо, из принципа.

Но голова моя, к счастью, продолжает работать, и к тому моменту, как я выхожу из двора, вопрос «что это было?» эволюционирует в «что происходит?» Судя по всему, таинственный и не шибко обременённый фантазией – ну, или наоборот, очень одарённый, если взглянуть на дело с другой стороны, - писатель моей жизни твёрдо решил добавить в неё хоть чуть-чуть динамики, чтобы его «книга» в кои-то веки стала по-настоящему интересной. Ради этого он, надо полагать, подкинул мне сначала занимательное предложение, а теперь упорно кормит меня новыми знакомствами, причём сии знакомые обязательно должны быть как-то связаны между собой. А теперь решил ещё и развлечь меня внезапным приступом нарколепсии. Отлично!

В рассуждения о свежайших новостях моей жизни я погружаюсь настолько глубоко, что даже удивляюсь, когда сантиметрах в десяти от моей ноги неожиданно проезжает негодующе сигналящая машина, чуть не роняя меня на землю. От неожиданности я со скоростью смерча перелетаю дорогу, на которую выползла – где подобные легкоатлетические навыки были на уроках физкультуры?! – и, отдышавшись, вслух констатирую:

– Ни, ты – придурок.

И, в очередной раз вспоминая о событиях давешнего сна, я неожиданно понимаю, что в таинственном измерении снов у меня и инстинкт самосохранения лучше развит, и веду я себя собраннее. Хотя, по идее, должно быть наоборот. Пожалуй, следует задуматься, в правильном ли месте я живу, но в моём случае подобные размышления явно ни к чему хорошему не приведут.

Параллельно я обнаруживаю, что мои ноги, пока мозг предавался размышлениям, увели меня в сторону, прямо противоположную той, в которую надо идти, чтобы попасть домой. В ответ на это открытие я тихо шиплю сквозь зубы несколько ругательств по адресу себя и всех вокруг, и только после сего ритуала отправляюсь домой. Кажется, на сегодня с меня хватит активной социальной жизни.

По пути я изо всех сил стараюсь таращиться куда угодно, только не себе под ноги, искренне надеясь, что это как-то поможет в налаживании связей с миром. Декорации здесь состоят из домов в серо-коричневых тонах (в нашем городе по какой-то причине считается, что дом с наружными стенами чуть более симпатичного цвета, чем пятилетняя половая тряпка, определённо спроектирован очень весёлым и неординарным человеком) и деревец-заморышей с желтоватой листвой (вырасти большими и здоровыми им не дают выхлопные газы и люди, которым, судя по всему, окна ухитряются загораживать даже прохожие). На самом деле меня мутит от этого зрелища, которое я наблюдала всю свою жизнь за исключением последних полутора месяцев, что только увеличило мою неприязнь. Но я честно не горблю спину, повторяя про себя слова Винни: «Твои отношения с миром – твои отношения с людьми, мир – это его люди».

Где-то на двадцатом деревце, судя по его виду, страдающему неким древесным аналогом сколиоза, я чуть ли не нос к носу сталкиваюсь с весьма высоким темноволосым, темноглазым и темноодетым мужчиной. Тёмный Лорд пялится мне в глаза примерно две секунды, за которые у меня успевают появиться боль в сердце и ощущение, что его испепеляющий взгляд прожёг у меня в сетчатке дыру, а затем гордо удаляется.

– Мир – это его люди, - фыркаю я, передёргиваю плечами, пытаясь прогнать появившиеся на коже мурашки, и иду дальше, мужественно продолжая пялиться по сторонам.

В этих таинственных «сторонах» меня ожидает толпа людей, из которой мой натренированный орлиный взор художника мгновенно выделяет двух девушек – одна с неторопливыми, плавными и изящными движениями, недлинными пышными светлыми кудряшками и в кружевном платье, другая резкая и быстрая, в толстовке и шортах, с коротко стриженными растрёпанными волосами, окрашенными в фиолетовый цвет. Но девушек быстро поглощает толпа, а я удивляюсь и радуюсь тому, что чувствую по этому поводу некоторое огорчение. Я невольно задумываюсь о разнообразии гаммы эмоций, испытанных мной за несколько часов, прошедших с моего пробуждения – и радуюсь снова. Мне кажется, что жизнь с ними как-то интереснее, чем без них, и мне хочется верить, что я права.

Оглядываюсь ещё раз, чтобы закрепить успех. Из особо примечательных лиц здесь имеются золотоволосая женщина в ярко-алой, практически огненной кофте и болотно-зелёных шортах, ведущая за руку такую же золотоволосую девочку лет четырёх и рыжий юноша в опять же алой рубашке… подозрительно знакомый рыжий юноша в подозрительно знакомой алой рубашке. Я немедленно ускоряю шаг, вместе с ним выхожу из лавины людей и догоняю его.

– Привет, – говорю я вполне обыкновенным тоном, но на Флэйма это почему-то действует как удар током, и он с воплем отскакивает куда-то в придорожную траву.

– А, это ты, – недовольно говорит он, тщательно и тщетно стараясь сделать вид, что это вовсе не он только что испугался меня до полусмерти, - Какого из богов ты так тихо ходишь, позволь спросить?

– Девятого, наверное, – задумчиво отвечаю я. – Хотя бы потому, что он единственный из вашего пантеона, кого я точно запомнила.

– Я всенепременнейше передам ему эту лестную характеристику, – ухмыляется Божество, выходя из травы. - Чем же он заслужил память смертной, святотатственно не верящей в божественную силу?

Несколько секунд я ошеломлённо молчу. Потом до меня доходит смысл фразы, и я слегка растерянно отвечаю:

– Тем, что у него простая и понятная роль, конечно. Что может быть проще, чем Мрачный Жнец?

– Много всего, на самом деле. Но к богам эти простые вещи, как правило, никакого отношения не имеют… - Флэйм неожиданно замолкает, оставляя фразу несколько неоконченной. – Подожди, ты что здесь делаешь?!

От неожиданности я даже смеюсь.

– Вообще-то, я в этом городе живу. А вот к чему ты топчешь наши тротуары, мне не очень понятно.

– Мне тоже, - признаётся Флэйм. – Я, вообще-то, сегодня не планировал здесь появляться. Но возникло одно обстоятельство, которое заставило меня это сделать. И, да, болтовня с тобой и так не входила в мои планы, но благодаря этому обстоятельству стала абсолютно неуместной.

– Ты что, - недоверчиво переспрашиваю я, – пытаешься послать меня куда подальше?

– Рад, что ты это понимаешь.

– Нет, спасибо, никуда я не пойду. Сегодня у меня получается разговаривать с людьми и испытывать эмоции, а это, скажу я тебе, редкость!

Судя по его лицу, моя радость представляет собой весьма жуткое зрелище.

– Я бы на твоём месте так не радовался, – презрительно произносит Воплощение.

– Считай себя запуганным и рассказывай про эти свои обстоятельства. Нет, пункт про запуганность выполнять не обязательно, – поспешно добавляю я, заметив, что мой собеседник собирается что-то спросить.

– Откуда ты вообще знаешь, что я собирался сказать? – Я лишь коварно ухмыляюсь в ответ. – Ладно, Дно с тобой. – Я издаю короткий, но на редкость неприличный смешок. – Что? Ты не знаешь, что такое Дно, что ли?.. И вообще, изволь сохранять серьёзное лицо, когда с тобой говорит Божество! – Я послушно подчиняюсь этому нахальному требованию. – Ну, как-то так. Теперь внимай.

Какую-то пару секунд внимать мне приходится тишине и бормотанию каких-то прохожих, должно быть, недоумевающих, с чего это какие-то два придурка общаются, стоя чуть ли не на газоне.

– Тебе знакомо то ощущение, когда ты телепортируешься к человеку, а он выглядит как-то не так, смотрит на тебя, как на идиота, потом вообще уходит, а потом откуда-то появляется толпа людей и пытается тебя затоптать? – наконец спрашивает Флэйм.

– Если только последнее, – признаюсь я.

– Даже не так, - продолжает он, вообще меня не слушая. – Карта утверждает, что моя подруга и её сестра присутствуют одновременно в моём мире и в вашем. Как это вообще возможно?! – Неожиданный громкий вопль заставляет меня отступить от собеседника, а прохожих – недоумённо на нас покоситься. Да, сдержанность – явно не самая сильная сторона этого милого человека… если он, конечно, человек. Но этот вопрос я пока, пожалуй, поднимать не буду.

– Ну… ты пробовал спрашивать у кого-то, кто в этом разбирается?

– Я спрашивал у своего учителя. Он сказал, что это в общем-то ненормально, но для них – вполне. Когда я захотел узнать подробности, он заявил, что я мал ещё знать такие вещи. – Я снова злорадно ржу, и Флэйм награждает меня испепеляющим взглядом. – Ну, я и решил сам проверить. Переместился к одной из тех, что в вашем мире, а это оказалась не совсем она. Нет, допустим, волосы можно было остричь, а одежду найти другую, из тех, которая у вас считается обычной. Но вырасти во всех смыслах этого слова уж точно было нельзя!

– Нельзя, – соглашаюсь я. – Ладно, магическую составляющую я просто проигнорирую, но что ты с этим будешь делать?

– Страдать, само собой. Я же сказал, она посмотрела на меня как на идиота и ушла. И где её теперь искать?

– Возможно, невежливо тебе об этом напоминать, но из нас двоих таинственными талантами вроде телепортации и умения видеть людей, которые находятся в другом мире, обладаю не я.

Флэйм с душераздирающим вздохом закатывает глаза.

– Это в мировых масштабах! – раздражённо шипит он. – А определить, скажем, улицу, на которой объект находится, я ещё не могу. Посмотреть, чем она занимается, тоже. Единственный способ – просто взять и переместиться к ней. Но это не поможет, потому что я не знаю, где она, в каком состоянии, что делает и куда меня пошлёт, когда я материализуюсь рядом с ней.

– И последний пункт, как я понимаю, самое страшное. Именно это волнует Божеств, которые ещё и умеют путешествовать между мирами. И, да, я завидую, – добавляю я, как бы отвечая на невысказанный вопрос.

– Ты бы видела этого милого ребёнка, – огрызается Флэйм. – Я бы сказал, что тот, кого она посылает, отделывается относительно легко.

– Ужас какой, – абсолютно невыразительным тоном говорю я. – Посмотри, это случайно не она идёт? – ухмыляюсь я и киваю на не особенно высокого и не особенно мужественного на вид юношу, идущего по другой стороне улицы с прижатым к носу платком. Глядя на то, с какой надеждой Флэйм присматривается к нему, я чувствую себя последней тварью. И совсем неожиданностью для меня становится его вопль:

– Как ты угадала?!

– Чего?.. Это… это она вообще?

– Возможно, невежливо тебе об этом напоминать, но из нас двоих таинственными талантами вроде рисования обладаю не я! – говорит Флэйм и начинает истерически ржать в своей обычной манере. Всю формулировку запомнил, подлец.

– Действительно, - растерянно бормочу я и присматриваюсь к таинственной незнакомке, которая как раз остановилась для каких-то таинственных манипуляций со своим платком. Да, действительно, девушка, хотя безжалостно обкорнанные волосы, весьма широкие плечи и чуточку мешковатая одежда мужского фасона несколько сбивают с толку. Вот и шути после такого… - И что теперь?..

– Теперь будем просто смотреть. И радоваться, что эта улица маленькая и тихая. У неё, судя по всему, намечается беседа.

С противоположной стороны немедленно доносится громкий, грубый и очень злорадный смех.

– Дура! – Автор фразы как-то умудряется орать на всю улицу и еле выдавливать из себя слова одновременно. – Как, как тебе вообще в голову пришло это сделать?! Дууууууууура! – кричащая, девица с двумя невероятно длинными чёрными хвостиками, на целую голову ниже нашей незнакомки, ниже, пожалуй, даже Винни, делает паузу на очередной приступ хохота.

– Какое-нибудь более изобретательное оскорбление, Мэй? – устало спрашивает незнакомка. В отличие от своей собеседницы, она говорит нормальным тоном, а потому нам с Флэймом приходится напрягать слух, чтобы её расслышать. Голос у неё оказывается под стать внешности: грубоватый, но вполне подходящий для девушки её возраста (школу она, судя по всему, ещё не закончила), чуточку отдающий в нос, что, судя по всему, временно.

– Ты этого не заслуживаешь, – фыркает Мэй. – Если только «головопень».

– Уже интереснее. А теперь просвети меня, над чем смеёшься. Потому что я не понимаю.

– Не понимаешь? Не понимаешь?! – визгливый ультразвук Мэй серьёзно режет даже наш слух, а уж её собеседница и вовсе болезненно сморщивается и отступает вбок. – Да тебе в твою тупую голову полезть драться с каким-то парнем на полторы головы выше тебя пришло! А страдает теперь почему-то твой нос!

– Вообще-то, нос у меня даже не сломан. Зато у него… нет, не у носа! – теперь фингал на полрожи. И, возможно, он больше не будет лезть к тем, кто меньше него.

Мэй снова принимается хохотать.

– Как, как можно быть такой наивной?!

– Ну, или как минимум он больше не будет меня бесить, - задумчиво произносит всё ещё не представленная девушка.

– Он бы и так тебя больше не бесил, ненормальная! Ты бы с ним в жизни никогда больше не встретилась! Но неееет… Вот поэтому я и говорю, что ты дура! А ещё я говорю, что тебе теперь жизни не будет!

– Почему?..

– Потому что Кейд, глупая!

– Кейд? – шёпотом переспрашиваю я. Может, мне послышалось, и это просто какая-то Кейт, каких навалом?

– А что Кейд? – Нет, не послышалось, на конце по-прежнему чёткая «д». Почему эта девушка так зачастила появляться в моей жизни?! – Она уже вроде как перестала сверлить мне мозг нотациями за каждую ссадину. Мне даже интересно, к чему бы это.

– Нет-нет-нет! – неожиданно вопит Мэй, яростно показывая отрицание с помощью простейшего языка жестов. – Ты не будешь вываливать на мою голову свои семейные проблемы, Йорк!
- Я и не… - начинает объект нашей слежки, но её слова тонут в следующем возгласе:

– И знаешь, почему?! ПОТОМУ ЧТО МНЕ ПЛЕВАТЬ!!! – Этот вопль у хвостатой выходит нечеловечески громким и отдаётся в моей голове вспышкой боли.

Немногочисленные иные прохожие нервно вздрагивают и стараются побыстрее исчезнуть. Многочисленные городские воробьи, истерически чирикая, поднимаются в воздух, только чтобы снова опуститься на ветви, карнизы и крыши. Флэйм шипит под нос что-то очень гневное и, отчаянно жестикулируя, пытается без слов объяснить мне, что он хочет сделать с этим человеком-сиреной. Йорк (называть её по фамилии, напоминающей породу собаки, конечно, как-то невежливо, но иного выбора не предвидится), поднимает выроненный от неожиданности окровавленный платок и громко вздыхает:

– Господи-Космическая-одиссея-ты-боже-мой, по-моему, я только что оглохла… – В ответ она получает по громкому хлопку в ладоши у каждого уха. – Жаль. Тогда, возможно, мне больше не пришлось бы выслушивать твои истерики… – Тут ей удаётся сосредоточиться на смысле вопля. – И, да, давай, расскажи мне, как тебе на всё плевать, Каркат Мэй. Или Мэрион Вантас?..

– Всё одинаково тупо. Не надейся, ты не сможешь превзойти силу моего остроумия.

– Твоего ангельского голоска, солнце моё. Вечно ты путаешь эти вещи. Поэтому я от тебя ухожу, –Мэрион таращится на неё с видом крайнего недоумения. – Вот прямо сейчас. У меня в планах встретиться с существами, от которых мои барабанные перепонки болят меньше, чем от тебя.

– Ну и вали, - по-кошачьи фыркает Мэй. – Хотя твои барабанные перепонки тебе всё равно не особенно нужны.

– Нужны. Они позволяют мне слушать Ивушку, например, - Я снова вздрагиваю, слыша знакомое имя. – Хотя я не уверена, что после такого насилия над моим слухом смогу её чётко слышать.

– И зачееееееем же она тебе? – Мэрион на редкость противно растягивает слова и нехорошо ухмыляется. Как видно, чтобы общаться с ней, нервы нужны железные.

– Чтобы она несколько уменьшила боль, которую я испытываю, и не взяла с меня при этом ни копейки. Ну, и не наградила порцией осуждения, конечно. Волноваться она будет, конечно, знатно, но беспокойство я переживу, а осуждение – нет.

– Почему ты со мной до сих пор разговариваешь?

– Потому же, почему со мной до сих пор разговариваешь ты. Но это было очень нужное замечание, спасибо и какое счастье, что мы с тобой не увидимся ещё два дня! – С этими словами Лей (я уже, кажется, имею все основания называть её именно этим именем) поворачивается к своей собеседнице спиной и начинает шагать прочь, не дожидаясь ответа.

– И не смей попасться мне на глаза раньше этого времени! – орёт ей вслед Мэрион. В очередной раз напугав прохожих и птиц, она с, как мне кажется, чувством выполненного долга вздыхает, произносит несколько нелестных и непечатных слов в адрес Лей и практически убегает, громко щёлкая обувью по асфальту.

– Вот же… - стонет Флэйм. – И это я вытерпел, чтобы ничего не понять?!

– Ну не знаю, - пожимаю плечами я. – Я вот кое-что поняла.

– Да ну?! – оживляется Флэйм. «Странный, – думаю я, – есть же ему дело до всякой ерунды…». Думаю, и тут же вспоминаю, что сама ни капли не лучше. Может, беспокоиться о ерунде есть естественная потребность людей (и тех, кто выглядит как люди, тоже), если не всех разумных существ?

– К примеру, я могу с уверенностью предположить, что её зовут Лей, - заявляю я, возвращаясь к реальности. – И вот почему. Она упоминала неких Кейд и Ивушку, свидетельницей чьего диалога я не так давно стала. Как можно было понять из того разговора, у Кейд есть младшая сестра, Лей. Которая, цитирую, «говорит, что знает, что делает, а потом ей ломают руку». Что-нибудь напоминает?

– Ещё как напоминает, – как-то завистливо вздыхает божество. – Я вот каким вопросом задаюсь: почему на них напоролась именно ты?!

– Попробуй всю жизнь прожить в одном и том же городе, не отъезжая за пределы его области, и твоя удача тоже начнёт работать таким образом, – усмехаясь, советую я.

– В одном и том же городе? Всю жизнь?! Ужас какой!

– А Лей тебя уже перестала интересовать? – я резко перехожу на другую тему, пока это болтливое существо не ляпнуло что-нибудь ещё более бестактное.

На это Флэйм восклицает что-то совсем мне непонятное:

– Лей… да у них даже прозвища похожие!.. И, да, те девушки, о которых я говорил, тоже сёстры. Занимательно, скажи?! – я вежливо киваю. – А расскажи, как эта Кейд выглядит?

– Высокая. Выше меня, например. Но Джета уже ниже.

Флэйм кивает.

– Почти.

– Полная.

Флэйм задумывается так, что даже прикусывает губу, но в итоге всё же качает головой.

– Не сказал бы.

– С длиннейшей косой, до бедёр.

– Точно нет.

– Волосы тёмно-каштановые.

– Это уже ближе!

– Глаза карие, очень тёмные, почти чёрные, но с золотистыми прожилками.

– Нет никаких прожилок.

– Кожа смугловатая, но не сильно.

– Сильно.

– Вообще, думаю, я могла бы её нарисовать по памяти. Надо?

– Возможно, но этого тоже хватает. Различий много, но в целом похожи. И та, которая Лей, тоже на её сестру похожа примерно по тем же признакам. Нет, я узнаю, что всё это значит, клянусь… – Но узнать, какова по его меркам самая страшная нерушимая клятва, мне, видимо, не дано, потому что он неожиданно обрывается, не закончив фразы, и замирает с таким выражением лица, будто к чему-то внимательно прислушивается. Я оглядываюсь по сторонам, но ничего не замечаю. Тихим, на грани слышимости (моей, во всяком случае, грани слышимости) шёпотом я интересуюсь у него, что происходит, но он лишь отмахивается, а его лицо приобретает сердитое выражение. От греха подальше я решаю замолчать и задуматься о происходящем со своей стороны.

Думать, что все эти встречи – случайность, глупо. Неразумно также полагать, что эта встреча была последней. Более того, что-то подсказывает мне, что Лей я увижу ещё раз, ведь, если задуматься, становится ясно, что с каждым из этих друзей я должна обменяться хоть парой фраз. И эта перспектива не представляется мне и в четверть меры такой пугающей, как факт, что я не знаю, сколько их и когда всё это закончится. Хотя вряд ли эпопея заканчивается надолго, компании настоящих друзей большими обычно не бывают. Сколько их сейчас? Четыре? Наверное, всего их немногим больше. Интересно, а смеющаяся девушка у художественного магазина входит в их число?..

У меня слишком много вопросов и ни одного потенциального ответчика. Это пугает, это вызывает раздражение и, более того, чувство одиночества. Сама я ответов, видимо, не найду. Выход виден один: подчиниться ходу событий и продолжить встречать этих людей.

Где-то справа от меня раздаётся звук, напоминающий треск искрящейся проводки, и моментально исчезает, словно он мне послышался. Недоуменно поглядев в его сторону, я застаю там пустую улицу. Некоторое время я затрачиваю на раздумья над этим явлением, а потом осознаю, что на этом месте стоял Флэйм.

– Ну и пожалуйста, – вслух фыркаю я, несколько задетая его невежеством. Судя по всему, обо мне Божество попросту забыл. Какие из вещей, происходящих в голове у человека, вообще могут заставить его забыть о существовании в этом мире людей, стоящих рядом?!

Впрочем, ответ очевиден. Вопросы, такие вопросы, которые занимают всё свободное место в твоём разуме и настойчиво требуют забыть обо всём вокруг ради ответа. «Как у меня» - думаю я.

Покоя мне, видимо, не будет.


Приветствую Вас, Гость	Суббота, 20.04.2024, 01:08

Страница 1 из 1 1
Модератор форума: Redstar