| Сильфида | Дата: Суббота, 09.08.2014, 23:58 | Сообщение # 47 |
Нежность солнечного света
Группа: Модераторы
Сообщений: 5565
| Оригинальная версия "Кота в сапогах" мне нравится куда больше...
[cut=Оригинал "Кота в сапогах". Перевод пользователя ЖЖ - rassvet45]КАЛЬЮЗО
ЗАБАВА ЧЕТВЕРТАЯ ВТОРОГО ДНЯ
Кальюзо по содействию кошки, доставшейся ему от отца, становится богатым господином; но когда выказывает себя неблагодарным, кошка обличает его низость.
Трудно описать, как обрадовались все, слыша о счастье Фиалки, которая своей рассудительностью сумела устроить себе такую добрую судьбу, вопреки завистливым лапам сестер, которые, враждуя против своей единокровной, делали ей подножки, чтобы она сломила себе шею. Но пришло время и Толле платить свой налог, вынимая изо рта золотые монеты слов; и вот как она расплатилась.
Неблагодарность, господа, это заржавленный гвоздь, который, если забить его в дерево щедрости, способен его засушить; эта разбитая сточная труба, подмывающая фундаменты сочувствия; это сажа, что, падая в кастрюлю дружбы, портит запах и вкус, как видится и доказывается всем опытом, и как увидите вы сейчас из моего краткого рассказа.
Жил некогда в моем родном городе Неаполе один нищий-пренищий старик из фамилии Кальюзо, забитый, убогий, сморщенный, ссохшийся, лысый, и совсем без ничего, что б нашарила рука на дне у кошелька, что бродил по улицам голый, как вошь. И когда пришла ему пора выпростать мешки жизни, призвал он к себе двух своих сыновей, Орациелло и Пиппо, и говорит: «Вот меня уже и вызывают по списку должников Природы; и поверьте, если вы христиане, что рад был бы я и сам поскорее выбраться из этого Мантраккьо бедствий, из этого свинарника страданий, если бы не оставлял вас на дне разорения, нищими, как побирушки у Святой Клары или на развилке в Мелито, без единого стертого гроша, голыми, как тазик брадобрея, прозрачными, как родниковая струя, тощими, как терновая колючка, и меньше у вас именья, чем у мухи на лапках, и хоть сто миль пройдете, никто вам и денежки не подаст; ибо там судьбу мою писали, где три кобеля насрали; и вся моя жизнь такая, что как меня видишь, так и запишешь, хоть и крестил я рот на каждый зевок (3). И вот, в конце всего этого, желаю оставить вам хоть знак любви моей, и раз уж ты, Орациелло, первенец мой, то бери это сито, будешь с ним добра наживать; а раз ты, Пиппо, поскребыш, то вот эту кошку забирай, да чаще батюшку вспоминай. После этих слов он заплакал и через немного времени сказал: «Прощайте, детки, счастливо оставаться».
Орациелло, похоронив отца на собранные по миру деньги, взял сито и пошел наниматься туда и сюда и, чем больше просеивал на нем, тем больше зарабатывал. А Пиппо сидел, глядя на кошку, и приговаривал: «Что за проклятое наследство мне отец оставил! Самому есть нечего, так еще и кошку кормить! Да видано ли на свете такое наследство? Лучше вовсе ничего не иметь!»
Слушала кошка это нытье, да и говорит ему: «Слишком много ты жалуешься. У тебя везенья больше, чем ума, только ты счастья своего не понимаешь. Потому что я могу тебя сделать богатым, если возьмусь». Пиппо, услыхав это, поблагодарил Ее Кошачество и, погладив ее три или четыре раза по спинке, со всей охотой вручил себя ее покровительству. И кошка, жалея несчастного молодого Кальюзо, каждое утро – когда Солнце, нанизав приманку света на золотой крючок, вылавливает тени Ночи – выходила на берег Кьяйи или на Рыбный базар и, завидев на прилавке жирную кефаль или хорошую дораду, ловко хватала ее зубами и относила к королю, говоря: «Синьор Кальюзо, преданный от фундамента до крыши слуга Вашего Величества, посылает вам эту рыбу в дань почтения, со словами: большому господину маленький гостинчик». Король, с веселым лицом, как всегда бывает у тех, кому приносят подарки, отвечал кошке: «Скажи этому синьору, с которым я незнаком, что я ему премного благодарен».
В другие дни кошка ходила на охоту в болотные заросли или в рощи Аструне и, где охотники подстрелят иволгу, синицу или славку, тут же подхватывала ее и относила к королю с теми же словами. И столь часто она это проделывала, что однажды король сказал ей: «Я чувствую себя столь обязанным перед синьором Кальюзо, что хотел бы с ним познакомиться и вознаградить, как подобает, ту преданность, что он ко мне имеет». На что кошка ответила: «Синьор Кальюзо горит желанием отдать жизнь и кровь во славу вашей короны; и завтра утром – когда Солнце запалит стерню на полях воздуха – он непременно прибудет отдать вам долг чести».
Когда настало утро, кошка пришла к королю и сказала ему: «Государь мой, синьор Кальюзо послал меня попросить извинения, что не может придти; ибо в сию ночь из его дома бежали несколько слуг, похитив всё имущество и не оставив ему даже рубашки». Король, услышав это, тотчас велел взять из своего гардероба сколько-то одежды и послал синьору Кальюзо. И не прошло двух часов, как он сам явился во дворец, предводимый кошкой, и получил от короля тысячу комплиментов. Король посадил его рядом с собой и закатил в его честь пиршество умопомрачительное.
И вот, пока кушали, Кальюзо то и дело оборачивался к кошке и бурчал ей: «Кисонька моя, ты пошла бы, проверила те четыре тряпки, что остались в дому; как бы их не стащил никто». А кошка отвечала шепотом: «Заткнись, дурак, не болтай про такую ерунду!» И, когда король спросил, что обеспокоило гостя, кошка сказала, что синьору желательно было бы маленький лимончик. Король тут же послал кого-то в сад, и гостю принесли целую корзинку лимонов. Но Кальюзо опять возвращался на старый мотив, вспоминая тряпки и обноски, и опять кошка затыкала ему рот, и король спрашивал, чего бы еще ему хотелось, и кошка находила все новые средства исправлять глупости Кальюзо.
Наконец, когда попировали вдоволь и наговорились о том и о сем, и Кальюзо попросил разрешения уйти, эта подлинная лиса, а не кошка, оставшись с королем, стала расписывать благородство, талант, рассудительность Кальюзо и, прежде всего, обширные владения, принадлежащие ему в областях римских и ломбардских, обладая которыми, он вполне был бы достоин породниться с королем. А когда король спросил, сколько он может иметь, кошка отвечала, что не в силах даже примерно исчислить движимое и недвижимое имущество и доходы этого богача, и что даже сам он того в точности не знает, а если королю хочется об этом подробно узнать, то пусть пошлет с ним своих людей за пределы королевства, и убедится, что нет ни у кого на свете такого состояния, как у Кальюзо.
Тогда король, призвав самых доверенных людей, приказал им разведать обо всем этом деле, и они поехали верхами вслед за кошкой; а кошка, под предлогом, что хочет купить для них прохладительных напитков, побежала вперед. Перейдя границу королевства, она подбегала к каждому стаду овец или коров и говорила пастухам: «Эй, будьте осторожны! Разве не слыхали, что шайка разбойников едет разграбить округу? Если хотите спастись от беды и сохранить ваше имение, говорите, что все это принадлежит синьору Кальюзо, и тогда с вас ни один волос не упадет».
То же самое повторяла она и во всех поместьях, что встречала по пути; так что куда ни приезжали люди короля, везде слышали одну и ту же волынку. Чего только вдоль дороги не увидят, всюду им говорят, что это добро синьора Кальюзо. И, утомившись расспрашивать, вернулись они к королю, описывая моря и горы богатств синьора Кальюзо. Услышав это, король пообещал кошке хорошую награду, если она устроит брак его дочери с синьором Кальюзо, и кошка, прилежно бегая туда и сюда, наконец, обделала и это дело.
Тут прибыл и сам синьор Кальюзо, и получил от короля дочь с великим приданым. И после месяца свадебных торжеств сказал королю, что хотел бы повезти супругу в свои владения. Король сопроводил молодых до самой границы, и оттуда они поехали в Ломбардию, где по совету кошки Кальюзо купил себе небольшое поместье и зажил бароном.
Теперь Кальюзо, видя себя безмерно богатым, благодарил кошку так, что большего и высказать нельзя; он говорил, что обязан ей жизнью, а своим величием ее добрым услугам; что ему больше дало проворство кошки, чем все труды отца, и теперь он может распоряжаться собой и своим имением как ему угодно; он клялся ей, что когда она умрет (но пусть непременно живет до ста лет и больше!), он набальзамирует ее и положит в ларец из золота и хрусталя прямо у себя в комнате, чтобы вечно иметь перед глазами ее памятник.
Послушала кошка его излияния и восхваления, и не прошло и трех дней, как, притворившись мертвой, растянулась в саду. Увидев это, жена Кальюзо закричала: «Муженек, случилось великое несчастье! Кошка умерла!» – «И пусть с собой все беды унесет, – ответил Кальюзо. – Лучше пусть она, чем мы». – «Что же теперь с ней делать?» – спрашивает жена. А он в ответ: «Возьми за лапу да выкинь со двора!»
Услыхала кошка про столь добрую награду, которой и вообразить не могла, и говорит:
- Это твое «gran merzè» за вшей, что я у тебя со спины собирала? Это твои «тысячи благодарностей» за тряпье, что я с тебя сняла, чтобы в шелк облачить? Это мне от тебя взамен того, что я одела тебя с королевского плеча и накормила, когда ты был голодным и нищим оборванцем? Когда ты ходил в лохмотьях, всеми презираемый, грязный, босой? Вот как тому бывает, кто морду ослу умывает! Пусть же проклято будет всё то, что я для тебя сделала, ибо не был ты достоин, чтобы тебе это в рот совали. О, сколь прекрасный ларец из золота ты мне приготовил, сколь добрым погребением меня почтил! Иди, кошка, служи, трудись, не жалей себя, чтобы потом тебе так отплатили! Горе тому, кто ставит котел на огонь надежд другого! Правду сказал философ: кто ослом уснет, ослом и проснется! И подлинно, что кто больше делает, меньшего ожидает. Но горькой судьбиной и жалостным словом приманишь и мудрого и простого».
Говоря так и горестно качая головой, кошка выбежала из дома. И сколько ни звал ее Кальюзо, сколько ни пытался униженно к ней подольститься, уже ничем невозможно было ее вернуть. Не поворачивая вспять головы, бежала она и приговаривала:
избави Боже от богатого, что обеднеет,
и от убогого, когда разбогатеет. [/cut]
Я - бывшая Киса.
Авик by Каплик. Огромное спасибо ей!
Моя пещера
История живописи/История театра
Помощь в регистрации
|
|
|
|
|
Вниз 
