Разбрызжет красный сок зерно граната,
Свеча украсит стол своей слезой,
И мы пойдем - с ударами набата! -
Туда, где жалко съежился покой.

Я - узница нелепейших суждений,
Богиня до абсурда легких снов.
Рукой сниму с чела следы мучений,
Сотру со стана подписи врагов...

Укачанная в лунной колыбели,
Увы, я не смогу уже помочь.
Когда бы гнев и гордость не запели,
Но коль позволил - что же, червоточь!

Быть может, красным пламенем рожденный,
Зари изведав полный, яркий луч,
И ждешь заката, мною обреченный
На радость - так терзай же, плачь и мучь!..

Но бесы всею гадостною сворой
Взликуют, от восторга разомлев:
На место кошки, дремлющей, нескорой,
Успешной же лансадой встанет лев.

И брызнет красным скорченное тело,
Слеза освятит храм своей свечой...
А я люблю. И дело ли, не дело,
Я сберегу мне вверенный покой.

Не верь
14/13/14/13, анапест. 26.05.12 – 30.05.12.

Вишня сплела из левкоев вуаль запоздало,
Ныне как будто зефиром развеяна сталь.
И не нужна вовсе рыцарю храброму дама,
А в Палестине тоскует забытый Грааль.

Трон Валуа опустел, и Бурбоны уснули,
Тюдоров роза печальной зимой умерла.
В роще Венсенна под нежным копытцем косули
В луже не видно крыла боевого орла.

Благостно в Лувре. Здесь тихое эхо эпохи
Шорохом штор поскользнулось в лиловых чулках.
А человек глупо смотрит на сущие крохи -
Нам ли Венеру спасать от позора в шелках?

Мы - лишь осколок минуты, глухая песчинка,
Что пережата в гортани стеклянных мехов.
Сладостной флейтой в руках обернется тростинка,
Если молчать будут губы десятки веков.

Мы опоздали, смирись. Время жжется крапивой,
Лира давно свою песню сыграла без нас!
И к горизонту летит сын Олимпа ретивый –
Гелиос, чью колесницу возносит пегас.

Единорог седовлас, серебром не подернут.
Имя Горгоны понять каменеют умы…
Хроносу что остается? На пике он вздернут
Зевсом, правителем нашей жестокой судьбы.

Люблю стихи такого направления. х)
Наставление
11/10/11/10, анапест, 31.06.12 - 01.07.12

Сбросьте корону, наденьте доспехи,
Вы ли - монарх или жалкий слабак?
Войнам плевать на анналы и вехи,
Слово победы забудет дурак.

Конь быстроногий в моей колеснице
В небо летит, ему сбруя мала.
Зря говорят, что Фортуна - шутница,
Сталь же Толеды лишь в ножнах остра.

Планы и карты. Рубины булавок
Путь нам укажут, мой добрый король.
Гвардия малая старых закалок
Ринется в битву, как только позволь.

Следом за ними, по рощам кленовым
Вздыбится фланг молодою горой,
Смело со шпагой - отцовской, не новой -
Нам отрезая дороги домой.

Пост полевой жизни в письмах не сладит,
Как рассказать, кто погиб, кто живой?
Мне? Вы уверены? Ветер загладит
Рябь на душе, потерявшей покой.

Узкие копья, плоть к плоти, сойдут за
Занавес света над гербом резным.
Пули мушкетные визгом зальются,
Порох звенит под запалом тугим...

Если все так, мой король, я уверен -
Белое знамя покажется в срок.
Коли же грифель сейчас мне доверен,
Я посвящу вам еще пару строк:

Сбросьте доспехи, наденьте корону.
Вы ведь слабак, а не зоркий монарх.
Войнам плевать, кто в огонь, кто в сторонку -
Верьте. Не мне. Это мудрый Плутарх.

Гостья
10/11/11/10, размер не определен. 04.10.12

Под старым фонарем круг света лёг.
Над Кёльном звонким ночь - узорный полог,
И вечер будет так беззвездно-долог,
Как в пламени погасшем уголёк.

Тепло камина по трубе уйдёт
В мир черепиц и слуховых окошек.
И с пением гонимых ветром кошек
Весною ранней снег еще метёт.

Порошей сыпкой в двери заходя,
Она рисует белые оковы,
Храня в сугробе след слепой подковы
Коня кареты старца-февраля.

В мире конфетном лимона и розы
Ты мне настолько миндально дорог,
Словно меж нами жасминовых розог
Не было, перечных, будто порох.

И марципановых не было клеток,
Сладких и терпких не в меру вишен,
Сахаром в вазе украшенных веток...
Белый и дикий, воздух гречишен,

Пахнет корицей и серцем инжира,
Мне твоя страсть - что огонь имбирный.
Выросший нежным под солнцем Каира,
Как ядовит ты, такой любимый!

Ромом и солью изъедены стёкла,
А от абсента в глазах темнеет.
До тебя скучно мне было, так блёкло...
Ну а с тобою - душа немеет.