Янтарная | Дата: Четверг, 30.10.2014, 14:40 | Сообщение # 1 |
Участник Советов. Поэт, писатель, переводчик
Группа: Участники Советов
Сообщений: 59
| В общем и целом, я взялась писать фанф. Строго говоря, давно взялась - пишу его уже с сентября, но к концу он так же близок, как и Цап - к Звёздному Племени. Но так или иначе, вот он. Это история одного кота, который был одним из самых клёвых котов, которых я знала и знаю. Основано на реальных событиях. Место действия - наш дачный посёлок.
Жизнеописание великого предводителя дачных котов и кошек Белошея. ~Белошею, погибшему в неравной схватке, посвящается~ Жизнеописание великого предводителя дачных котов и кошек Белощея.
Я родился там же, где в последствии рожусь заново. Там же, где спустя много-много лун начнётся моё правление и там же, где ещё через много-много лун оно закончится. Я родился на помойке. Нас у мамы было четверо, не считая отца - его можно было считать пятым. Потому что о нём тоже приходилось заботиться как о малом котёнке: он был домашним, но мама продолжала любить его даже после нашего рождение и частенько оберегала от суровой жизни дворовых котов. - Мама-, спрашивали мы. - Почему папу не любят остальные? - Он домашний-, вздыхала мать. - Наши таких не любят. Но вы должны гордиться им и нашей семьёй. Когда-нибудь мы им всем покажем. И я запомнил эти слова навсегда. Каждую ночь, когда по помойке посёлка носились огромные свирепые собаки, а в ветвях сухих деревьев выл ветер, мать утаскивала нас на крышу сарая. Мы лежали на нагретых за день черепицах, играли, сосали молоко, а мать всё время была одновременно и рядом, и очень далеко. А я думал над её словами. Кому покажем? Как? Когда? Впрочем, вскоре всё прояснилось...
* * *
Как-то утром мама решила рискнуть. Она частенько это делала, так что ни я, ни Крошка, ни Репейничек, ни Огонёк толком и не удивились. - Куда мы идём? - пищали мы чуть ли не хором. - К остальным. - твёрдо, решительно, но обеспокоенно отвечала мать. Мы недоумевали. Зачем к ним ходить? Мы все прекрасно знали, чем это кончается... Наша мама была очень красивой, огненно-рыжей кошкой, довольно рослой и коренастой. Глаза её (папа часто говорил, что они сверкают словно звёзды) были бледно-зелёного цвета, а на фоне зелени вообще казались двумя изумрудами. Если, конечно, можно представить себе не сверкающие изумруды. Мамины глаза всегда были настороженно-грустными. С чего папа взял, что они сверкают?.. Но я отклонился от темы. Остальные не любили не только папу: они и маму недолюбливали ещё до того, как она встретила его, домашнего кота. Остальные вообще не любили, когда кто-то отличался от них, а если учесть, что все они были коричнево-полосатые, а мама - рыженькая... Они ей никогда не доверяли. - Уж больно домашненькую напоминает-, шептались кошки у неё за спиной. Мама молчала. А потом она встретила папу. Его Двуногие-хозяева переехали из города на участок, соседний с территорией остальных, он гулял поблизости очень-очень часто и во время одной из таких прогулок встретил маму. А она встретила его. Только вот его уже хорошо знали остальные. А когда родились котята, (то есть мы) все в один голос заявили: - Да они точь-в-точь как тот домашний! С этого момента и начались все наши беды. Папе не давали навещать нас, нам - его, а день-два спустя остальные "неожиданно" обозлились на "предательницу" и прогнали маму вместе с маленькими нами. Папа пытался нас защитить, но куда ему было справиться с опытными драчунами остальных!.. - Он еле унёс лапы-, говорила мать. - Но он спасал вас. И нам пришлось уйти обратно на помойку: туда, куда ни остальные, ни другие коты ещё не добирались, но где всё равно было полно других опасных опасностей... В этот день всё пошло по тому же сценарию. Мы пришли к остальным, но нас прогнали. Мы шагали по жёсткому асфальту, Огонёк натирал лапки, а на Крошку иногда плевали суеверные Двуногие - он был чёрным-пречёрным котом. - Почему его не любят Двуногие? - Потому что он чёрный... Я ещё с детства понял, что все не любят кого-то. Кто-то одного, кто-то - другого, но каждый не любил только из-за того, что этот кто-то был НЕ ТАКОЙ. Не такой, как все, либо просто не такой, и всё тут. Папу не любили, потому что он домашний; мамы - потому что не такая как все, Крошку - потому что чёрный, а нас всех вместе взятых - потому что мы "предатели" и "домашненькие". Меня не любили все. И Двуногие, и остальные в особенности. Я был больше всех похож на отца.
Но в очередной раз вспоминая тычки, издевательства и шипение остальных, я понимал: уж я-то не сдамся. Пусть Крошка чёрный, мама - рыжая, да и к тому же "предательница", пусть папа домашний, Огонёк с Репейничком - вылитые мать, а я - вылитый отец; пусть все мы - отверженные и всеми презираемые... Пусть. Когда -нибудь мы им всем покажем.
Глава 1.
Этим утром я проснулся от хныканья, что у нас было обычным делом. Огонёк хныкал всегда, да и Репейничек с Крошкой не отставали. Я же не хныкал. Я орал. Мама часто говорила, что по моим воплям наше укрытие и Двуногий найдёт запросто: я так часто ссорился с братьями, взывал к небесам, маме, папе и справедливости, что мольбы эти слышали всех, кроме тех, кого я звал. Уж на небе меня точно не слышали: жизнь к лучшему меняться не спешила. Может, стоит орать погромче? - Что ты ноешь? - я пихнул Крошку лапой, решив повременить с вокалом. - Я спал! - Есть хочу... - Крошка беспомощно открывал и закрывал рот. - Мама! Я подавил вздох. Есть мне хотелось не меньше его, но я почему-то вопить не спешил. Что-то странное творилось на помойке. Пахло чем-то... Незнакомым. Опасным. Тихим. И правда, тишина была такая неестественная, что я уже чуял её запах. - Что такое? - Где? - Тут! Как-то тихо... Даже собаки не лают, а уж они известно, как вопить умеют! Лучше меня! А рычат, рычат-то как! Как я прямо! - я привстал на задние лапы и замахал передними, изображая льва или тигра - кого, я точно не знал. - Вообще-то-, Огонёк деловито поскрёб черепицу коготками. - Ты пищишь, а не рычишь. - Сам ты пищишь! Я рычу! - А вот и нет! - А вот и да! Но тут раздался ТАКОЙ рык, то мы оба тут же запищали от страха и откатились друг от друга. Репейничек с Крошкой в ужасе подсочили и бросились к нам. Вся эта пушистая компания свернулась вокруг меня в один огромный дрожаще-пищащий клубок. - Подвиньтесь! - прошипел я. - Что это? - Репейничек, казалось, даже не думал двигаться. На этот вопрос даже я ответа не знал. Одно знал: это что-то было очень злым. Голодным. Безжалостным. Не то, что он знал что-то про такую штуку как жалость, но использовать её не собирался, а о просто о ней НЕ ПОДОЗРЕВАЛ. Или знал когда-то, но забыл. Но запах у этого чего-то был знакомый. - Собака? - удивлённо мяукнул я. - Дурак-, любезно пояснил мне Огонёк. - Собаки так не воют. От ЭТОГО собаки и сами рады бы убежать - вон они, по углам жатся. Он был прав. Собаки (обыкновенные помоечные псы, "недолюбливающие" котов, но вечно пресмыкающиеся перед Двуногими) сейчас подрастеряли весь свой пыли жались к друг другу, ища защиты от неведомого "певца". Который уже завывал так, будто решил всех нас оглушить. Но нюх меня никогда не обманывал. Это была собака. Одна. Но какая-то не такая. Что-то в ней было такое, что заставляла даже её сородичей прятаться от неё. - Она бешеная! - выдохнул всезнайка-Огонёк. Мы ахнули. Мы все помнили как мать расказывала нам о бешеных собаках; собаках, на которых нападает страшная болезнь, которой ни одно живое существо не в силах противостоять. Собаках, которые становились неуправляемыми, которые кусали всех без разбора, а те, кто был укушен, становились такими же. Никто из ныне живущих котов не знал, откуда появлялась такая болезнь, но зато все (и мы с братьями в том числе) отлично понимали другое. Если эта гадина укусит других собак, они все будут такими же! И тогда с ними будет уже не справиться. Ни котам, ни Двуногим. Никому. - Мама!! - поняв это, заорали все мы хором. - На помощь!! А что вы от меня ждали? Вы что, думали, что если я в будущем великий предводитель, тогда я тоже был преисполнен благородного мужества? Нет уж, глупые Двуногие, я был обыкновенным (хоть и очень сообразительным) пищащим комком шерсти, вечно хотящим жрать и мало когда думавшем о последствиях малявкой. Вот и в этот раз о последствиях не подумал. Потому что наш писк услышала собака. И не какая-нибудь, а та самая. Бешеная.
* * *
Она издала такой визг, что все находящиеся на помойке собаки и коты мигом бросились наутёк. Мы тоже хотели сбежать, но вот незадача: не помнили, как спускаться с крышы - раньше мы делали это лишь с мамой. Крошка чуть не свалился с крыши. Собака успела заметить в том месте, где мы стояли, кончик мелькнувшего чёрного хвоста и серо-белые лапки того, кто этот хвост втащил обратно. Мои лапки. Я страха я сам чуть не свалился с крыши. Глаза... О да, у этой псины были поистине бешеные глазища; не такие, как у других собак: маленькие, но не просто злобные, а горящие жуткой ненавистью и желанием порвать на клочья всё, что движется. Ростом шавка была намного меньше своих "нормальных" собратьев, однако вместе с тем намного опаснее их всех вместе взятых... - И что нам делать? - тихо прошипел Огонёк, когда псина отвернулась. - Давайте спустимся с той стороны и сбежим? - Нет, надо с ней сразиться! - Ты с ума сошёл? - Нет! - Да! С ней даже взрослому коту не спра... И тут произошло нечто невообразимое. Разозлившись на выдумщика Репейничка, предлагавшего сражаться с собакой, я что есть силы шлёпнул лапкой по небольшой черепице крыши, на которой мы стояли. Что-то скрипнуло, щёлкнуло, затрещало, и меня словно окунули в холодную воду: я понял, что все мы стоим на той самой черепице, на которую нам никогда не разрешала ступать мать. Эта доска шаталась! В следующую секунду мы полетели вниз.
* * *
Что было сил уцепившись когтями за дощечку, я, а также мои не менее испуганные братья, кувырком летели вниз с крыши дома Двуногих. Ветер хлестал мне в лицо, я прищуривал глаза, раскрывал от ужаса ротик и издавал какие-то нечленораздельные, заглушаемые ветром звуки. Мои братья тоже орали рядом со мной, но я не слышал их, как и они не слышали меня; мне казалось, что я проваливаюсь в темноту, что я тону в до ужаса тихом, пропитанном страхом воздухе. Мне казалось, что наш вынужденный "полёт" длится и будет длиться вечность, но на самом деле прошло лишь несколько секунд до того, как упав с черепичной крыши дома, мы шлёпнулись прямо в кучу старых вонючих тряпок. Я никогда не любил помойку, но сейчас возблагодарил небеса за то, что она тут есть. - Вы живы? - я повернулся к братьям. - Я... - Живой. - Вроде... - Да. - последним ответил Огонёк. Он сидел позади нас всех, и потому мы сначала мы не удивились тому, что он смотрит поверх наших голов. - Но это ненадолго-, продолжил он. Уже догадываясь о том, что я там увижу, я медленно повернулся. Прямо за нами стояла собака. Небольшая, но всё-таки бешеная псина: из её оскаленной пасти свисала слюна, собака зловеще облизывалась, и на зубах при этом выступала пена. Мы же не могли пошевелиться, нас словно загипнотизировал этой зловещий взгляд и не менее зловещая тишина. Собака не издавала ни звука, только медленно наступала на нас, а мы пятились назад, прячась друг за друга. Самое страшное было именно в ожидании и жуткой молчании. Я сделал ещё шаг назад, и лапы мои упёрлись в бетонную стенку дома, с которого мы только что упали. Обернулся. Выхода не было - ещё метров на десять в обе стороны тянулась точно такая же холодная и жутко высокая штука - то ли забор, то ли стена того самого дома. Бежать нам было некуда, а перелезть мы не могли. Да если б побежали - что с того? На открытом пространстве она догнала бы нас в два счёта. Это был конец. Собака была уже совсем близко; она уже предвкушала то, как разорвёт нас на куски, уже начинала злорадно порыкивать, роняя из оскаленной пасти пену. Вот она ещё шире раскрыла рот, взвыла и занесла для удара огромную когтистую лапу. Я зажмурился и прижался к братьям. "Интересно, а умереть от зубов бешеной собаки больнее, чем от обычной?"- пронеслась в голове глупая мысль. Собака взвыла ещё громче и клацнула зубами у самого моего носа. Прощай, мама. Прощай, папа. Остальные... Прощайте. Сейчас я умру.
* * *
Я был полностью уверен в том, что собачьи клыки сейчас вонзятся в моё горло, разорвут меня на клочья, а потом примутся за моих братьев. Я был уже даже готов к этому и даже не плакал. Но тут произошло кое-что ТАКОЕ, отчего я чуть не потерял сознание. Собака уже приготовилась исполнить то, про что я только что думал и оставить от котёнка Белыша лишь жалкие ошмётки, как вдруг... Откуда-то сверху раздался воинственный, полный негодования и ярости боевой клич, послышался топот (кто-то бежал по крыше), и солнце на минуту заслонила тень прыгнувшего прямо на собаку существа. Всё произошло слишком быстро. От неожиданности я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что на спине у брыкавшейся псины балансирует... Наш отец. О да, этот день поистине приподнёс нам много, даже слишком много сюрпризов! Никогда в жизни я не думал, что наш отец, домашний кот, может ТАК сражаться, издавать такие грозные, пугающие даже собаку звуки, так рычать и работать когтями. Всё это показалось нам сном, видением; поняв, что опасность на минуту миновала мы словно погрузились в какой-то транс и словно в замедленной съёмке наблюдали за тем, как папа (кот!) сражается с собакой. Как он дрался! Клянусь хвостом, никогда в жизни я не видел более смелого поступка и большей храбрости в бою. Сейчас его можно было сравнить с тигром, львом, да с кем угодно, но тихого домашнего кота он точно не напоминал! Он драл собаку когтями по ушам, глазам и по носу, по морде псины текла кровь, а она даже не пыталась сопротивляться - до того её поразило то, что такой маленький зверь может в одиночку накинуться на неё не пойми откуда. Ей было невдомёк, что отец спасал нас. Он был на всё ради нас готов.
* * *
Я всей душой поверил в то, что он может победить псину, но забыл о том, что каждый испуг бывает лишь временным. Собака опомнилась: она что есть силы тряхнула головой, пытаясь бросить папу с себя, рыкнула так, что у нас уши заложило. Однако и отец не спасовал - он молниесно подтянулся, скочил псине на лоб и полоснул когтямми по глазам. Собака взвыла - вся морда у неё была в крови, и я понял, что она полностью ослепла. Но и это её не остановило: хотя вся её спина была покрыта довольно глубокими кровоточащими ранами, а лапы подкашивались от усталости, она всё же была выносливым зверем, и не просто зверем, а существом, готовым в такой ситуации на всё. Видимо собрав последние силы, она тряхнула головой и отец повис у неё на шее, держась лишь одной лапой с когтями, впившимися в кожу на горле. Тут уж псина заскулила - укус в горло всегда был опасен для собак, а тут когти противника прямо впивались в нежную кожицу, держась из последних сил. Битва шла к концу, нам это было хорошо видно. Мы надеялись лишь на то, чтобы этот конец наступил для одной только собаки. - Давай, пап! - прошептал я, словно молитву. Но небо сново осталось глухо к моим мольбам. Собака клацнула зубами, потом ещё, и ещё раз - мы явственно видели, как та лапа, которой папа держался за её горло, покрылась кровью и как-то неестественно повисла. Доля секунды - и вот он оторвался от шеи противницы, полетел вниз... - Пааап!! - хором заорали мы и подались вперёд, готовые, не отвечая за последствия, броситься ему на помощь. И тут небо нас услышало. Может, небу просто надоели наши вопли, а может оно и вправду решило нам помочь - не важно. Важно было то, что оставшейся лапой он снова ухватился за горло собаки, подтянулся и из последних сил впился зубами в собачье горло. Быстро. И одновременно медленно. Я понял, что он закончил битву. Собака пошатнулась, лапы её подкосились, и она рухнула на землю, подняв тучу пыли и издав последний, уже полный ужаса, рык.
Глава 2.
Спустя минуту, когда пыль рассеялась, мы подбежали к отцу, распростёртому на земле рядом с телом собаки. Он лежал, как-то неестественно вывернув переднюю лапу, под ним, стекая из одной единственной раны, образовывалась лужа крови. Оцепенев, мы застыли, не в силах вымолвить ни слова. Как так? Он же победил! Победил, он должен жить, обязан! Но рана на лапе яснее ясного говорила о том, что небо чего-то не расслышало. Наш отец, герой, который только что в одиночку спас нас от бешеной собаки, умирал. - Папа, папа, ну не умирай, пожалуйста! Ты же сам говорил, мы всегда будем вместе! Не уходи, не уходи!.. - Папа, ты меня слышишь?! - Папа! Мои братья пытались достучаться до отца, добиться от него какого-нибудь обнадёживающего ответа, убедиться в том, что он будет жить... Я не слышал их; я просто бухнулся на землю рядом с ним, принялся вылизывать бок, глотая подступающие к горлу слёзы. "Пожалуйста, пожалуйста, небо, спаси его, сделай так, чтобы я умер, а не он!.." - беззвучно умолял я, прекрасно зная, что подозрительно безоблачное небо ни за что мне не ответит и не поможет. Отец умирал и умирал из-за меня - ведь из-за меня же, в конце-концов, мы упали с крыши. И тут уже я завопил так, что слышно было по всей помойке; так, как не орал никогда в жизни, словно надеясь вернуть этими воплями папу. - Это я виноват, я... Папа, не уходи, пожалуйста, выживи-, всхлипывал я, прижимаясь щекой к отцовской мордочке. - Папа, папа!!. Конечно, я знал, что было слишком поздно. Ведь никто ещё не выживал после укуса бешеной собаки. Но я всё равно нёс какую-то чушь про то, что всё будет хорошо, сильнее прижимался к отцу и хотел только одного - умереть вместе с ним. Он прошептал: - Прощайте... Голос его был слишком слаб, он уже начинал задыхаться, но всё равно находил в себе какие-то непонятные силы говорить: - Ты не виноват, Белыш... Я хочу, чтобы ты пообещал мне...-, он закашлялся-, Что... Ты сделаешь так... Чтобы... Я мог тобой гордиться... Огонёк, Репейничек, Крошка, я... хочу гордиться всеми вами... Обещайте!.. - Нет, нет, папа, ты не умрёшь-, разрыдался Крошка, но Огонёк с Репейничком ласково ткнули его носами в бок и подтолкнули к отцу. И все мы, глотая слёзы и всё ещё не веря в то, что этот день закончится вот так, промолвили одно и то же слово. - Обещаю. Обещаю. И стоило нам только произнести это, как глаза умирающего закатились, он опустил голову на землю, а глаза, только что светившиеся болью, колоссальным напряжением и нежностью, погасли, превратившись в два бездонных голубых кружка. Всё таких же небесно голубых, но уже остекленевших. Не живых. Мёртвых. Я не помнил, как подбежала мать, как оттащила нас с братьями от тела отца, как она плакала, но плакала так, будто выплакивала все слёзы накопившиеся за всю её долгую жизнь и ждущие этого момента. Я тоже плакал. Но сквозь слёзы я бормотал что-то, что навсегда засело в моей памяти, вытеснив то, что мы должны "показать" остальным. Я обещаю.
Глава 3. Весь следующий день мы сидели всё там же - на крыше. Мама тоже была с нами, и как Крошка с Огоньком не канючили, что хотят есть, как мы с Репейничком не изображали из себя храбрых тигров и львов, за едой она отправляться не хотела. - Депрессия... - пробурчал Огонёк. Он был, как всегда, прав. У мамы была самая настоящая депрессия: она не хотела никого видеть, не хотела никого слышать, а лишь смотрела в пространство с каким-то отсутствующим выражением лица. Мы тоже горевали. Но мы ещё и хотели есть. В конце концов, мы расплакались. Слёзы потекли ручьём, стоила нам только вспомнить папу: лежавшего в грязи рядом с телом мёртвой собаки. Как-то всё - раз! - и произошло. И нет его больше. Только пустота внутри и ощущение, будто у тебя не близкого отняли, а половину лапы. Мама никак не отреагировала. Только расплакалась вместе с нами. Так мы в этот день и не поели.
* * *
Через несколько дней мамина депрессия не то чтобы закончилась - она уменьшилась. Мама больше не плакала, не сидела неподвижно, словно окаменевшая, смотря в пространство - она охотилась и добывала еду всеми возможными способами, как раньше. Мы не думали, что она грустит и очень старались грустить сами - с каждым днём нам хотелось играть, бегать, прыгать... Мы очень горевали и тосковали по папе, нам на хватало его, а его битва с собакой до сих пор снилась нам в кошмарах, но... Котёночья натура брала своё: сидеть на месте становилось всё труднее. Но мама грустила. Днём она была обычной кошкой-матерью - озабоченной, спешащей, обеспокоенной, ласковой и хитрой, но как только на улице темнело, а на небе зажигались маленькие светлячки-звёзды, она вновь превращалась в усталую, сломленную горем кошку. Она берегла нас - не хотела, чтобы мы видели её горе. Но мы не спали. Мы с Репейничком больше Огонька и Крошки боялись кошмаров. Мы всё видели... Вот и в этот раз, мама затащила нас на крышу, уложило в наспех сделанное гнёздышко из папортников, вылизала. Мы сделали вид, что спим. - Спокойной ночи, детки-, сказала мама. Она не стала добавлять своё обычное "пусть вам снятся хорошие сны". Она знала, что они нам ещё очень нескоро приснятся... Вскоре Огонёк с Крошкой заснули, и их сладкое сопение подействовало усыпляюще и на нас с Репейничком. Мой брат мужественно старался не спать, продирал сонные зелёные глазки, мотал туда-сюда головой, но уснул - всё равно уснул, свернувшись клубочков возле Крошки и Огонька. Все они дышали ровно, чуть ли не мурлыкали: наверняка тепло, ощущение защищенности и близости родных сделало своё дело и прогнало кошмары. Выражение мордочек моих братишек было таким смешным и безмятежным, что я прыснул. Я не спал. Я следил за мамой. Она сидела чуть поодаль - такая близкая и одновременно недоступная. Я знал, что она смотрит на звёзды, хоть и сидит ко мне спиной - последнее время она часто туда смотрела, и могла сидеть так очень долго. Я повалился на братишек, засопел и захрапел: хотел привлечь мамино внимание, делая вид, что уже сплю, но она и головы не повернула. - Мам-, сказал тогда я. Она обернулась. На миг мне показалось, что она сейчас рассердится, что я не сплю и мешаю горевать ей, но она расслабилась и ласково мяукнула что-то про "спатеньки". - Не хочу спать! - пропищал я. - Ты должен. - Почему? - Потому что времена теперь тяжёлые-, печально вздохнула мать. Так я ничего от неё и не добился. Я лежал, уткнувшись носом в теплую шёрстку братишек, смотрел на звёзды, но не как мама - печально - а с надеждой. Я был уже большой и отлично знал, что у нас времена всегда тяжёлые. Что ж мне теперь, каждый день ложиться так рано?
* * *
Завтрашним (или уже сегодняшним?) утром мы с братьями проснулись в одиночестве. В небе светило солнышко, дул лёгкий ветерок, приносивший с собой свежий запах не менее свежей еды. У самого карниза лежала упитанная мышка. А мамы не было. Мышка нам сразу понравилась. Она пахла так вкусно, так тепло, так ПО-НАСТОЯЩЕМУ, что у всех (ещё не проснувшихся) нас прямо слюньки потекли. - Моя мышь, уу, вкуснятина!! - завопил Огонёк и сделал такое голодное и наглое лицо, что мы все уже ни капли не сомневались - он её сожрёт и нам ни капли не оставит. Надо было действовать быстро - я вскочил на лапы и завопил во всё котёночьё горло: - Мочи его!! Я ощущал себя настоящим предводителям, повелевающим своими воинами. У меня даже шерсти торчком встала от сознания того, каким величественным я сейчас выгляжу. Я расправил усы, пыпятил грудь и... И тут же получил чьей-то мохнатой рыжей лапкой по носу. Мгновение величия было разрушено, и оглушительно визжа, я кинулся на Огонька. Остаток утра до полудня мы с братьями провели, катаясь по крыше, дёргая друг друга за хвосты, лапы и усы, кусаясь и пища, словно одержимые и круша всё на своём пути. Я не был удивлён, когда Огонёк с Репейничком, сцепившись в один визжащий и орущий пушистый клубок,снова буквально скатились с крыши и шлёпнулись во всю ту же кучу грязных тряпок - я испугался. Но на этот раз, к счастью, всё обошлось - оба драчуна вскорости кое-как вскарабкались назад, а когда минут через десять пришла с очередной охоты мама, она застала всех нас сидящих, чинно обернув хвосты вокруг лап и смотрящих в пол грустными глазами. Это происшествие слишком живо напомнило нам события недавних дней...
* * *
Впрочем, как оказалось, мама весьма странно отреагировала на наши выходки - так странно, что я чуть снова не свалился с крыши. В былые времена она нашипела б, накричала бы на нас - и я, признаться, был бы этому рад - однако в этот раз она даже не взглянула ни на исцарапанный нос Огонька, ни на грязную и спутанную шёрстку Репейничка. Мама прошла мимо - куда-то к дальнему концу крыши, улеглась там, и на секунду мне показалось, что она вообще нас не заметила. Мы переглянулись. Мы знали истории о том, как матери бросают своих котят ещё в младенчестве, и нам такого СОВСЕМ не хотелось. Наша мама ведь не может, она не такая, не такая!.. Или... Или может? Но вскоре оказалось, что мама всё-таки не может - она подозвала нас, вылизала сначала грязнющих Репейничка и Огонька, а потом и нас с Крошкой; заботливо обработала все царапинки и пару раз шлёпнула хвостом по носу - не будете драться, мол. Одно было плохо: глаза у неё при этом были не как раньше. А какие-то застывшие и далёкие от нас. Кто знает, где витала в это время в мыслях мама... Нам нетрудно было об этом догадаться; мы всё поняли и замолчали. Это было трудно - сидеть и молчать, когда на улице вот так вот светило солнышко и пели наверняка очень вкусные птицы, но мы молчали. А потом мама сказала: - Пойдёмте со мной. Я хочу вам кое-что показать.
* * * Спустя некоторое время мы уже спустились с крыши и бежали; нет, неслись, за мамой куда-то в сторону леса. Мама бежала быстро, то и дело оглядываясь по сторонам - она словно боялась, будто небо сейчас упадёт нам на голову и она не успеет нам это "кое-что" показать. От этой мысли мне стало смешно: интересно, а какое небо вблизи? И правда ли там есть кто-то, кто каждый день затыкает уши, слушая мои вопли? И правда ли этот кто-то посылает нам снег и дождь? На все эти вопросы у меня не было ни малейшего ответа, однако я продолжал пялиться на небо, задрав голову кверху и то и дело наталкиваясь на обгонявших меня братьев и мать. Братишки шипели, а мама заулыбалась - наверное, поняла, о чём я думаю. Впрочем, это не помешало ей побежать быстрее.
И вот, в связи с этим загадочным изменением темпа, мы с мамой, Огоньком, Крошкой и Репейничком за каких-то жалких пять минут добрались до леса. Никогда раньше я там не был. Никогда - наверное, поэтому лес так меня поразил. Я никогда не видел ничего подобного - деревья тут были такие высокие, прямо до неба, и я совершенно не обратил внимания на тот факт, что это скорее я был слишком мелкий для этого леса. Я никогда в своей жизни не чуял столько дичи - у меня прямо голова кружилась от различных запахов самых различных вкусностей. Я никогда ещё не дышал таким чистым, НАСТОЯЩИМ воздухом, даже если учесть, что жизнь моя пока не насчитывала и трёх лун. Я, наверное, никогда не забуду этот лес... Но сейчас я был здесь, и забывать было точно рано. А ещё рано было мечтать - увидев моё блаженное выражение лицо, мама сразу же отвесила мне звонкую (но не больную) оплеуху. - Не зевай! - прошипела она, смешно размахивая из стороны в сторону хвостом: будто отгоняла мух. - Ты сюда не на бабочек смотреть пришёл! Я оглянулся, но бабочек не увидел. - Но тут нет бабочек-, промямлил я. - А их тут и не должно быть! - отрезала мать. Одним прыжком она вскочила на поваленный и заросший мхом пень, вскинула голову и все мы поняли, что истинное величие - это не мой пафосный выпендрёж, а она. О да, сейчас наша огненно-рыжая мать повлощала собой истинное величие - нам почти показалось, что её шёрстка на секунду вспыхнула в лучах солнца. Крошка даже испугался. - Ну что? - произнесла наконец наша величественная мама, наслаждаясь нашей реакцией. - Нич-ч-чего... - выдавили мы, почему-то не решаясь поднять на неё глаза. И она нам объяснила. Объяснила так, что если бы тут где-то была крыша, мы все дружно бы с неё упали. - Вы будете учиться охотиться!
* * * - Охотиться? - Что? - Нет, я не хочу бегать за мышами! - Они жёсткие, мясо Двуногих лучше! - Это сложно? - Я не уверен... Пожалуй, сейчас я даже не вспомню, кто из нас четверых нёс тогда этот откровенный бред. Пожалуй, я даже не вспомню реакцию мамы - помню только что она не особо настаивала и милостиво позволяла нам выразить своё негодование и гнев. Я помню, что я согласился первым. Я помнил обещание данное папе. - Ну ладно... Если это и впрямь так важно, я могу поймать пару-тройку мышей... Потом своё высочайшее согласие нехотя дал Репейничек - он совершенно не хотел ловить живую, прыгающую и бегающую добычу, но и в чём-то отставать от меня тоже не хотел. Потом согласился Огонёк - он, по-моему, вообще не сомневался и даже очень хотел научиться охотиться на кого-то, кто способен сделать хоть движение, что он уже не раз практиковал на нас. И наконец, закивал головой Крошка - его зелёные глаза горели какой-то странной решимостью, и я понял что он, как и я, вспомнил в эту минуту про то самое обещание.
А потом наступило самое страшное. Потом наступила охота. Самое ужасное было, наверное, в том, что мама просто физически не могла учить всех четверых одновременно, а потому выбирала себе одну жертву, остальных усаживала в ряд, а того несчастного, которого выбрала первым, долго мучила, объясняла, как подкрадываться к мыши, как к птице, как ещё к кому... Потом показывала, как переставлять лапки и заставляла повторять, а "зрители" тем временем покатывались со смеху, глядя на неуклюжие попытки брата. Первой жертвой оказался я - и, я вам скажу честно, не одной мыши/птицы/ещё кого за этот несчастный день не поймал. Мама притаскивала не пойми откуда живых и полных решимости удрать мышей - и моими стараниями штук тридцать пищащих зверьков спасли в этот день свои жизни. - Белыш-, устало закатывала глаза мама после очередного побега- Сколько раз тебе повторять! Мышь тебя слышит, СЛЫШИТ, как ты шуршишь лапами и убегает! Да её и Двуногий бы поймал! Я всё это прекрасно знал. Это всё так легко звучало, когда мама уверенно рассказывала там то, что знала всю жизнь; а когда за дело брался я, легко звучащие фразы также легко превращались в мучение для меня и в праздник для мышей. Я так и не поймал ни одной мыши, и в конце-концов, мама оставила меня в покое - я сел рядом с испуганно-злорадными братишками и сквозь зубы пожелал удачи следующей жертве - Крошке. К моей подлющей радости и сочувствию, Крошка тоже ничего не поймал - он облегчённо плюхнулся рядом со мной только спустя несколько часов, и мордочка у него была самая разочарованная. Я ободряюще лизнул его в чёрное ушко, и мы оба втайне порадовались, что "я такой не один неудачник". Однако на этом наша радость мигом закончилась - Огонёк, вопреки нашим ожиданиям, поймал ни сколько-нибудь, а целых ПЯТЬ мышей (хоть и мучила его мама больше нас - как справедливо заметил Крошка), да и Репейничек ненамного отстал - он с гордым видом подтащил поближе к нам трёх упитанных мышат и милостиво предложил нам "так и быть, попробовать кусочек". Я еле удержался от того, чтобы не попробовать кусочек его хвоста и вежливо отказался. Крошка отвернулся вообще и до конца "охоты" наблюдал за появившимися наконец бабочками. Когда мы шли домой, лес меня уже больше не радовал. Деревья были самыми обыкновенными, низенькими; воздух - не менее грязным, чем на помойке, а запахи дичи из соблазнительных стали издевательскими. Одна мысль вертелась у меня в голове. "Неужели папа во мне разочаровался? Неужели он никогда не сможет мною гордиться?"
Глава 4. А на завтра план уже был готов. И какой план! Такого плана ещё ни один котёнок не придумывал, а уж про исполнение этого плана я вообще молчу. До меня... Впрочем, я преувеличил. Каждый третий котёнок каждый день придумывает такие планы. А вот исполняет ли... Это я и собирался сегодня проверить. Сегодня я собирался убежать и самому научиться охотиться. Да. А вот как это сделать - это был хороший вопрос... Я просто не знал, как это сделать - я просто-напросто не помнил дорогу в лес. Наверное, всё дело было в том, что я всю дорогу туда пялился на небо и думал, что будет, если оно свалится мне на голову - я не знаю. Я знаю только то, что когда я перепрыгнул через спящих братьев и спустился с крыши на землю, я уже понятия не имел, в какую сторону идти. Как же это было странно: стоять посреди огромной улицы и понимать собственную ничтожность... Через все эти огромные крыши и заборы я даже самого малюсенького краюшка леса не видел. Вокруг был лишь асфальт, жёсткая осенняя трава и дома. Штук сто абсолютно одинаковых серых домов. А ещё тут был большой и колючий куст шиповника. А за кустом... - Крошка! Чёрный комочек, которого я сначала вообще не заметил, вдруг заворочался, завертел головой и засверкал зелёными глазками. Теперь сомнений не оставалось - это был никто иной, как мой непутёвый брат, который... Кстати. Что он тут делал? - И что ты тут делаешь? - я не стал медлить с вопросом. Крошка ещё больше смутился. Он никогда не был таким как Огонёк, Репейничек, ну или я, на худой конец: чёрный котик меньше нас всех любил шумные игры, преследования и драки, от которых все кусты в округе шатались и тряслись. Но сейчас вид у него был до жути загадочный и интригующий... Братец явно что-то задумал. - Ну так что ты тут делаешь? - Гуляю... - Ну да. Так я тебе и поверил. Слишком просто, получше придумать ничего не мог? Крошка насупился. - Гуляю я, чего тебе надо? С каких пор это запрещено?! Теперь уж насупился я. Никогда ещё Крошка, который из всей нашей семейки больше всех меня понимал и поддерживал, со мной так не разговаривал. Лучшее, что я сейчас мог сделать (и что любой нормальный кот на моём месте и сделал бы!) - это развернуться и с гордым видом отправиться назад, на крышу; но с ЭТИМ мной уже к этому моменту что-то произошло. Это что-то было жгучим-жгучим, как бензин, в который иногда наступают несмышлёные котята и который жжёт и шиплет подушкчки лап. Это что-то прямо-таки толкало меня вперёд. Я хотел охотиться. Так хотел, что не удивился бы, если б небо с горохотом бухнулось мне на голову, решись я повернуть назад. "Придётся довериться Крошке" - решил я. "Иначе никак." - Крошка... - якобы в смущении я поскрёб лапкой землю. - Чего тебе? - Если я скажу тебе, куда я иду, ты маме не скажешь? Зелёные Крошкины глазёнки загорелись - вспыхнули от нетерпения. Изо всех сил стараясь сохранить достойнство (хотя его буквально распирало от любопытства!), котёнок уселся, обернул хвостом лапки и, напустив на себе важный вид, спросил наконец: - Ну? - Что "ну"? Не скажешь маме? - Ну не скажу. Я с облегчением вздохнул - уж кому-кому, а из всех моих братьев по-настоящему верить можно было только Крошке. - Понимаешь... Я шёл... То есть, я иду... - я сделал глубокий вдох. - В общем, я хочу научиться охотиться. Крошка молчал - молчал и хлопал глазёнками; да и вид у него при этом был такой потешный, что если б не серьёзность ситуации, я бы уже давно умирал со смеху. Мужественно сдержав хихиканье, я наконец осмелился взглянуть на брата. - Не расскажешь? - Нет... Но... - Что? - я застыл. Это "но" меня насторожило и даже напугало. - Я ведь... Я ведь тоже туда шёл. - Что?!. - Я тоже... Тоже хочу научиться охотиться-, с вызовом фыркнул он.
Ну вот так как-то. Прода будет. Но вдохновение пропало; нашедшему - просьба вернуть.
Аватар by Капля Росы~ Заходи на чашку кофе:)
Сообщение отредактировал Янтарная - Четверг, 30.10.2014, 14:55 |
|
|
|