Добавлено (20.10.2011, 21:18)
---------------------------------------------
Глава 13
Приговор

– Они здесь? – Слова вылетели сами, как вода, попавшая в легкие. Помимо воды меня волновал лишь этот вопрос. – Они добрались?
В темноте невозможно было прочитать выражение лица дяди Тумана.
– Кто? – спросил он.
– Ветер! Пепел! – Наш шепот взвился, словно крик. – Пепел был с Ветром. Наш брат! Они тут? Дошли?
Ответ последовал почти сразу.
– Нет. – Твердо, без эмоций и без жалости в голосе ответил он.
– Нет… – прошептали мы. Мы не повторяли за ним, а протестовали – зачем вернули жизнь? Зачем?! Мы снова закрыли глаза и прислушались к боли в теле, чтобы хоть немного отвлечься от боли внутри.
– Послушай, – через некоторое время произнес дядя Туман. – Мне тут нужно кое-что уладить. Отдохни немного, я за тобой вернусь.
Мы не стали открывать глаза, не понимали значения слов, мы слышали только звуки. Шаги захрустели, удаляясь. Мы не знали, куда он пошел, да и не хотели знать.
Они пропали. Не оставалось ни способа их найти, ни надежды. Мы никогда их больше не увидим: Пепел и Ветер исчезли – а уж они-то исчезать умели.
Вода и ночная прохлада вернули ясность сознания, такую нежеланную сейчас. Мы перевернулись на живот и снова зарылись лицом в песок. Мы слишком устали, истощение перешло в новое, болезненное состояние. Надо уснуть, только бы не думать…
И мы погрузились в сон.
Проснулись мы все еще ночью, но на востоке уже угрожающе занимался рассвет – горы окрасились тусклым багрянцем. Во рту ощущался привкус земли, и поначалу мы не сомневались, что дядя Туман нам приснился. Ну конечно же.
Этим утром думалось яснее, и мы почти сразу заметили странный предмет у нашей правой щеки – явно не камень и не кактус. Мы потрогали его – мягкий, гладкий – и подтолкнули: внутри маняще заплескалась вода.
Дядя Туман на самом деле побывал здесь и оставил нам свёрток с водой.
Мы осторожно сели: казалось, что мы вот-вот переломимся пополам, как высохший прутик. Вообще-то мы чувствовали себя лучше. Должно быть, вода делала свое дело. Боль притупилась, и впервые за долгое-долгое время нам захотелось есть.
Непослушными зубами мы развернули свёрток. Свёрток был не полным, но воды хватило, чтобы желудок снова растянулся – наверное, успел съежиться. Мы выпили все до последней капли – к черту экономию!
В предрассветной тишине брошенный свёрток упал на песок с глухим шелестом. Теперь мы окончательно проснулись, вздохнули, жалея, что забытье прошло, и уронили голову на лапы. Что дальше?
– Зачем ты дал этой твари воду, Туман? – возмутился сердитый голос где-то позади.
Мы резко перевернулись, оперлись лапами. Увиденное не укладывалось в голове, сердце оборвалось.
Вокруг дерева, под которым я сидела, полукругом стояло девять котов. Все они были именно котами. Я ни разу не видела таких гримас у представителей моей расы. Губы кривились от ненависти, открывая оскаленные по-звериному зубы. Брови нависли над горящими злобой глазами.
Шесть котов и две кошки, почти все крупнее меня. Внезапно я с ужасом поняла, почему они так странно стоят, перенеся часть корпуса назад.. На их передних лапах были выпущены когти. У кого-то короткие, годные для быстрого бега, у кого-то подлиннее, как в племени Реки, а у третьих когти были настолько длинные, что их можно было сравнить с когтями медведей.
Среди них я признала дядю Тумана. На его лапах когти были причудливой длины:изогнутые и судя по всему очень острые. Такие когти я нигде раньше не видела.
Я глядела с ужасом, Метель же – с изумлением, поражаясь количеству выживших. Восемь котов. Она считала, что Туман здесь один – в лучшем случае, втроем с кем-то. При виде стольких уцелевших представителей кошачьей расы ее сердце запело от радости.
«Идиотка, – одернула ее я. – Взгляни на них. Разве не видишь?»
Я заставила ее увидеть происходящее моими глазами: от фигур в длинной и густой шерсти, побуревшей от грязи, исходила почти осязаемая угроза. Даже если когда-то они и были котами, в данную минуту они превратились в нечто другое, стали варварами, чудовищами, жаждущими нашей крови.
В каждой паре глаз – смертный приговор.
Метели с неохотой пришлось признать, что я права. В эту минуту ее обожаемые коты предстали в худшем своем проявлении – как в старых новостях Воителей, сохранившихся в памяти. На нас смотрели убийцы.
Лучше было бы умереть еще вчера. Зачем дядя Туман спас нам жизнь?
От этой мысли меня передернуло. В голове замелькали истории о кошачьих зверствах. К горлу подступила тошнота. Я постаралась сосредоточиться. Иногда коты не сразу убивают врагов – хотят выпытать у них сведения… или надругаться над телами…
Разумеется, я сразу вспомнила о тайне, которую они попытаются у меня выведать. Тайне, которую я никогда, ни за что не выдам, что бы со мной ни делали. Я скорее покончу с собой.
Я сумела утаить свой заветный секрет от Метели с помощью ее же защитного приема: выстроила мысленную стену, чтобы спрятать информацию. Раньше в этом не было нужды.
Метель почти не проявила интереса и даже не пыталась пробиться. Сейчас, когда оказалось, что не ей одной есть что скрывать, ее занимали заботы поважнее.
А стоило ли хранить от нее мою тайну? Метель сильнее меня; я не сомневалась, что она выдержит любую пытку. А сколько выдержу я, прежде чем выдать им все секреты?
Меня чуть не стошнило. Самоубийство вызывало у меня отвращение: то же убийство, только хуже. Метели придется пройти через те же пытки и смерть, что и мне. Я решила подождать до тех пор, пока другого выхода не останется.
«Нет, они на это не пойдут. Дядя Туман ни за что не даст меня в обиду».
«Дядя Туман не знает, что ты здесь», – напомнила я.
«Скажи ему».
Я перевела взгляд на знакомое лицо. Густая седая шерсть не давала рассмотреть выражение рта, но глаза не пылали, как у остальных. Краешком глаза я заметила, что некоторые переводят взгляд с меня на него. Они ждали от него ответа на вопрос, который так пугал меня. Дядя Туман не обращал на них внимания, он смотрел на меня.
«Я не могу ему сказать, Метель. Он не поверит. А если они заподозрят ложь, то решат, что я Патрульная. Наверняка они по опыту знают, что только Патрульная придумает легенду наподобие этой, чтобы попытаться к ним проникнуть».
Метели пришлось признать, что я права. Само слово «патрульная» заставило ее содрогнуться от ненависти, и она знала, что у этих котов будет точно такая же реакция.
«Все равно это ничего не изменит. Им достаточно того, что я – Душа».
Темноволосый здоровяк с поразительно светлой кожей и ясными голубыми глазами с отвращением хмыкнул, сплюнул на землю и шагнул вперед, чуть занеся переднюю лапу.
Лучше уж быстрая смерть. Лучше погибнуть от этой грубой руки, чем от своей собственной. Лучше умереть, чем превратиться в злобного зверя, чем замарать себя чьей-то кровью, пусть даже и своей.
– Спокойно, Луч, – неторопливо, почти небрежно бросил Туман.
Здоровяк замер и скривился.
– В чем дело? Ты же вроде проверил. Она одна из них.
Знакомый голос… Так вот кому не понравилось, что Туман дал мне воду!
– В общем, да. Но есть небольшая проблемка.
– В смысле? – задал вопрос кот, который стоял рядом с Лучом; в глаза бросалось сходство – судя по всему, братья.
– Видишь ли… Ко всему прочему, она еще и моя племянница.
– Уже нет, – отрезал Луч, сплюнул и решительно шагнул ко мне. По напряженному движению плеч стало ясно, что словами его уже не остановить. Я зажмурилась.
Сзади дважды скрипнул коготь, и кто-то ахнул. Я приоткрыла один глаз.
– Охолони, говорят тебе! – Голос дяди Тумана звучал расслабленно, но передняя лапа напряжённо упёрлась когтями в холку кота. Здоровенный детина замер с занесенной лапой в двух шагах от меня.
– Туман! – ужаснулся брат Луча. – Ты чего?
– Отойди от кошки,Луч.
Луч в ярости развернулся к Туману.
– Это не кошка, Туман.
Туман пожал плечами, но не опустил лапу.
– Надо бы кое-что обсудить…
– Врачеватель выудит из нее все что надо, – угрюмо предложил кошачий голос.
Я съежилась: сбывались мои худшие страхи. Только что Туман назвал меня племянницей, и я было понадеялась на их милость… Вот дура! Этого невозможно представить ни на секунду. Смерть – единственная милость, на которую способны эти существа.
Кшка, что упомянула врачевателя, оказалась ровесницей дяди Тумана, если не старше. Возраст ее угадывался не сразу из-за темно-пепельной, а не снежно-белой седины. Густая шерсть скрывала выражение морды, но за ней неуловимо проступало что-то знакомое.
Метель сравнила лицо старейшины с другим, более гладким лицом из своих воспоминаний.
– Тетя Оцелотка? Ты тут? Как? А Гроза… – Слова, слетавшие с моих губ, принадлежали Метели. Я была бессильна – долгое пребывание в пустыне сделало ее сильнее и ослабило меня. А может, я слишком отвлеклась, гадая, с какой стороны прилетит смертельный удар. Я готовилась к нашей смерти, она же радовалась воссоединению с семьей.
Удивленный возглас Метели оборвали на полуслове. Оцелотка рванулась вперед с прытью, никак не сочетавшейся с ее хрупким обликом. Приподнятая лапа, на которой зациклился мой взор,опустилась на землю, а вторая лапа взметнулась и с силой хлестнула меня по лицу.
Моя голова дернулась. Оцелотка отвесила мне еще одну пощечину.
– Меня не одурачишь, паразитка. Мы вас изучили. Знаем, как вы умеете нам подражать.
Я потрогала языком внутреннюю поверхность щеки: вкус крови.
«Больше так не делай, – отругала я Метель. – Я же предупреждала…»
Метель, казалось, утратила дар речи.
– Ну-ну, Оцелотка, – примирительно произнес Туман.
– Ты мне тут не нукай, старый дурак! Да она небось целую армию за собой приведет. – Старуха отпрянула, глядя на меня, как на готовую к броску змею, и встала рядом с братом.
– Что-то я никого не вижу, – возразил Туман. – Эй, там, – крикнул он, и я удивленно вздрогнула. И не только я. Туман махал хвостом, опустив переднюю лапу на землю. – Сюда!
– Заткнись, – прошипела Оцелотка, толкнув его в грудь. Я успела убедиться в ее недюжинной силе, но Туман не шелохнулся.
– Она одна, Лот. Она едва дышала, когда я ее нашел, – да и сейчас не в лучшей форме. Сороконожки так собой не жертвуют. Они бы спасли ее куда раньше, чем я. Кем бы она ни была, она пришла одна.
В голове возник образ длинного насекомого с множеством лапок, но связи я не уловила.
«Он говорит о тебе», – перевела Метель и наложила изображение мерзкого жука на мое воспоминание о ясной серебряной Душе. Сходства я не заметила.
«Интересно, откуда он знает, как вы выглядите», – рассеянно поинтересовалась Метель. Она узнала об истинном облике Души только из моих воспоминаний.
Мне было некогда гадать вместе с ней. Туман направился ко мне, а следом за ним потянулись остальные. Хвост Луча застыл на плече Тумана – не то останавливая, не то отталкивая.
Туман наклонился и раскрыл свою пасть, направляясь к моему загривку. Я смотрела на него с опаской, ожидая укуса.
– Пошли, – ласково поторопил дядя Туман. – Мы почти дома, дальше – сама.
– Нет! – буркнул Луч.
– Она пойдет с нами. – На этот раз в голосе Тумана проскочили жесткие нотки. Стало видно, как под шерстью заходили желваки.
– Туман! – крикнула Оцелотка.
– Здесь я хозяин, мне и решать.
– Старый дурак! – прорычала она.
Туман взял меня зубами за загривок и поставил на лапы: не грубо, без жестокости, скорее торопливо. Впрочем, наибольшая жестокость – сохранить мне жизнь ради своих грязных планов.
Я стояла, покачиваясь на затекших лапах.
За спиной у Тумана неодобрительно зашипели голоса.
– Ладно, кто ты там есть, – все так же ласково обратился он ко мне. – Давай выбираться отсюда, пока не стало слишком жарко.
Брат Луча положил хвост на плечо Туману.
– Ты что, покажешь этой твари, где мы живем?
– Да это неважно, – прошипела Оцелотка. – Все равно она никому уже ничего не расскажет.
Туман вздохнул и снял с шеи прятавшийся под шерстью широкий лист с дерева.
– Вот ерунда какая… – пробормотал он, накладывая лист на мои глаза.
Он разбирался с листом, а я стояла, не шелохнувшись, борясь с паникой, которая усилилась оттого, что я перестала видеть своих врагов.
Туман направлял меня, положив на спину хвост; никто другой не был бы так нежен.
Мы тронулись в путь – по-моему, на юг. Сперва все молчали, лишь песок хрустел под ногами. Земля была ровной, но я постоянно спотыкалась… лапы не слушались. Туман терпеливо ждал, почти заботливо направляя меня.
Пока мы шли, взошло солнце. Некоторые прибавили шагу, обогнали нас и направились куда-то вперед. Судя по звукам, со мной и Туманом мало кто остался. Наверное, по моему виду решили, что охранники не понадобятся – в полуобмороке от голода, я едва переставляла лапы, голова кружилась.
– Ты же не собираешься ему рассказывать? – раздался укоризненный голос Оцелотка.
– Он имеет право знать, – сурово ответил Туман.
– Жестокий поступок, Туман.
– Жизнь – жестокая штука, Лот.
Я никак не могла решить, кто из этих двоих пугает меня больше: Туман, который так упорно старался оставить меня в живых, или Оцелотка, которая волновалась из-за жестокости больше брата, но первая упомянула о «врачевателе» – от одного этого слова на меня накатывал тошнотворный ужас.
Несколько часов мы шли в тишине, пока лапы не отказались меня слушать. Туман опустил меня на землю и снова, как ночью, приложил к губам свёрток.
– Как сможешь идти, дай знать. – Голос Тумана звучал участливо, но, по-моему, он всего лишь играл роль.
Кто-то нетерпеливо вздохнул.
– К чему это, Туман? – спросил знакомый мужской голос. Похоже, один из братьев-здоровяков. – Для врачевателя? Мог бы сразу сказать. Ни к чему было наставлять на Луча ружье.
– На Луча стоило бы почаще наставлять оружие, – пробормотал Туман.
– Дело ведь не в сочувствии, – продолжил здоровяк. – После всего, что ты видел…
– После всего, что я видел, только последний негодяй не научился бы сочувствовать. Впрочем, не в сочувствии дело. Если бы я испытывал хоть толику сочувствия к этому бедному созданию, я бы дал ей умереть.
Даже в раскаленном воздухе пустыни меня пробрала дрожь.
– В чем тогда? – потребовал ответа брат Луча.
После долгой паузы зубы Тумана вновь коснулись моего загривка, и я доверчиво расслабилась – без чужой помощи мне было не подняться на лапы. Хвост Тумана с силой уперся мне в спину, и я снова пошла вперед.
– В любознательности, – тихим голосом сказал Туман. Никто не ответил.
Пока мы шли, я раздумывала над некоторыми очевидными фактами. Во-первых, я была не первой Душой, которую они схватили. Наверняка ловля Душ поставлена на поток. Этот «врачеватель» уже пытался выудить ответы из других жертв.
Во-вторых, их попытки не увенчались успехом. Если бы какая-то из Душ отказалась от самоубийства и раскололась под людскими пытками, я бы им не понадобилась. Меня бы милосердно умертвили сразу.
Однако, как ни странно, я никак не могла представить свою быструю смерть или попытаться ее приблизить. Умереть было бы просто, даже не пришлось бы пачкать лапы. Стоило лишь солгать – выдать себя за Патрульную, сообщить, что мои коллеги идут по следу, разразиться угрозами. Или сказать правду – признаться в том, что Метель все еще живет во мне, что она и привела меня сюда.
Они увидят лишь ложь, попытку уверить их в том, что сознание кота продолжает существовать после имплантации… В эту вероломную, заманчивую ложь так хочется верить! Они тут же решат, что я из Патрульных, мне даже и заявлять об этом не придется. Они сочтут это ловушкой, избавятся от меня по-быстрому и найдут новое место, где прятаться, подальше отсюда.
«Наверно, ты права, – согласилась Метель. – Я бы так и сделала».
Но пока боль не пришла, и я не спешила попасть в объятия смерти; инстинкт выживания накрепко запечатал рот. Мелькнуло воспоминание о последней встрече с Утешительницей – это было словно в другом мире… Самоубийственная с виду попытка Метели настоять на том, чтобы я отказалась от этого тела – блеф, но весьма эффективный. Мне тогда еще подумалось, что невозможно безучастно наблюдать за чужой смертью со стороны, лёжа на мягкой подстилке.
Прошлой ночью мы с Метелью молились о смерти, но тогда смерть витала в дюймах от нас. Теперь, когда я снова встала на лапы, все было иначе.
«Я тоже не хочу умирать, – шепнула Метель. – Но, может быть, ты ошибаешься и они сохранили нам жизнь по другой причине. Не понимаю, зачем им… – Ей не хотелось думать о том, что нас ждет. Я была уверена, что ей в голову придут вещи пострашнее, чем мне. – Какую тайну они так хотят у тебя выведать?»
«Эту тайну я не открою никогда и никому, даже тебе».
Смелое заявление. Но ведь боль еще не пришла…
Прошло около часа. Солнце стояло прямо над нами, жар огненной короной лежал на шерсти. Неожиданно привычный уже хруст песка сменился гулким эхом. Туман все еще шел по песку, как и я, но у идущих впереди под лапами уже была новая почва.
– Смотри, осторожно, – предупредил меня Туман. – Пригнись.
Я запнулась, не уверенная, куда смотреть или как смотреть, когда глаза закрыты. Хвост отпустил спину, с силой надавил на затылок, принуждая пригнуться. Я наклонилась всем телом. Шея одеревенела.
Туман снова повел меня вперед. Теперь и наши шаги отдавались гулким эхом: песок и камни явно остались позади, почва под ногами была ровной и твердой.
Солнце скрылось – оно больше не обжигало кожу и не палило шерсть.
Я сделала еще шаг. Воздух изменился: никаких дуновений, я просто «вошла» в него. Сухой ветер пустыни исчез. Здесь воздух был неподвижным, прохладным, даже слегка влажным – ощущался вкус и запах затхлости.
И у меня, и у Метели скопилось множество вопросов. Ей хотелось задать свои, но я хранила молчание. Никакие слова нас не спасли бы.
– Ладно, можешь выпрямиться, – разрешил Туман.
Я медленно подняла голову.
Даже с закрытыми глазами было ясно, что вокруг темно. У краев листа проступала сплошная чернота. За спиной нетерпеливо топтались остальные, ожидая, когда мы двинемся в путь.
– Сюда, – произнес Туман и повел меня дальше.
Шаги отдавались эхом совсем близко – должно быть, мы находились в замкнутом пространстве. Я все еще непроизвольно пригибала голову.
Мы прошли еще немного, развернулись и, казалось, по кривой дуге направились обратно. Дорога пошла под уклон, который с каждым шагом становился все круче, и Туман одним боком меня поддерживал. Я доверчиво прижималась к его боку, и, спотыкаясь, брела в темноту – как долго, не знаю. Вероятно, путь казался дольше, чем был на самом деле, потому что каждую минуту растягивал страх.
Мы еще раз повернули, а затем пол пошел вверх.
Одеревенелые лапы отказывались идти, и там, где тропинка стала круче, Туману пришлось тащить меня наверх. Чем дальше мы заходили, тем сильнее тянуло сыростью и затхлостью, но чернота не менялась. Слышно было лишь наши шаги да их близкое эхо.
Постепенно тропинка выровнялась, начала петлять и закручиваться по-змеиному.
Наконец-то по краям листа забрезжил долгожданный свет. Мне хотелось, чтобы лист спал сам, потому что я боялась его стряхнуть. Наверное, было бы не так страшно, если бы я знала, где и с кем нахожусь.
Вместе со светом пришел звук. Странный неразборчивый гул, похожий на перешептывание. Почти как шелест водопада.
Гул становился все громче, по мере того как мы подходили ближе, и все меньше походил на шум воды. Высокие и низкие тона перемешивались гулким многоголосием и отдавались эхом. Будь в нем побольше стройности, его можно было бы сравнить с неумолкающей музыкой, какую мне довелось слушать и петь в теле птиц. Тьма под листом воскресила воспоминание о слепоте.
Метель разгадала эту какофонию раньше меня. Я никогда еще не слышала подобных звуков, потому что прежде не жила среди котов.
«Спорят и ругаются, – догадалась она. – Много котов…»
Звук манил ее. Значит, тут были еще воители?
Даже восемь выживших стали для нас обеих сюрпризом. Куда мы попали?
Зубы потянулись сзади к моей шее, и я поспешила от них увернуться.
– Спокойно! – Туман снял с моих глаз лист.
Я заморгала, и тени вокруг меня приобретали узнаваемые очертания: грубые, неровные стены, щербатый потолок, истоптанный пыльный пол. Мы находились под землей, в каком-то природном пещерном образовании. Неужели мы так глубоко забрались? Мне казалось, мы дольше поднимались вверх, чем опускались.
Стены и потолок из красновато-бурого камня, испещренные неглубокими дырами, походили на швейцарский сыр. Края нижних дыр истерты, но у отверстий над моей головой они выступали рельефнее и выглядели острее.
Свет шел из широкой дыры впереди, по форме не сильно отличающейся от других, усеявших своды пещеры. Это был вход, ведущий в другое, куда лучше освещенное место. Метель сгорала от нетерпения, поражаясь и радуясь количеству выживших. Я медлила, внезапно осознав преимущество слепоты перед зрением.
Туман вздохнул.
– Прости, – очень тихо, так, чтобы расслышала лишь я, пробормотал он.
Я попробовала сглотнуть и не смогла. Лапы мои дрожали, как листья на ветру, голова кружилась, но, возможно, виной тому был голод. Туман втолкнул меня в широкое отверстие, и я застыла, не веря своим глазам.
Туннель вел в огромный зал. Потолок был слишком ярким и слишком высоким – словно искусственное небо. Я постаралась разглядеть, откуда идет свет, но слепящие лучи больно врезались в глаза.
Гул стих, и в огромной пещере внезапно воцарилась мертвая тишина.
По сравнению со сверкающим в вышине потолком пол казался тусклым. Какое-то время глаза привыкали к очертаниям фигур впереди.
Толпа. Другого слова не подобрать – передо мной стояла кошачья толпа, молчащая и неподвижная. Все взгляды устремились на меня, и в каждом горело знакомое мне с рассвета выражение – жгучая и беспощадная ненависть.
Метель ошеломленно считала: десять, пятнадцать, двадцать… двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…
Мне же было все равно, сколько их тут, я пыталась ей втолковать, что это ничего не значит. Убить меня, убить нас… Двадцати человек для этого не нужно. Я попробовала открыть ей глаза, объяснить, насколько шатко наше положение, но в ту минуту ей, погруженной в кошачий мир из ожившей мечты, было не до моих предостережений.
Из толпы вышел кот. Мой взгляд метнулся сперва к его лапам, ища когти. Лапы были напряжены – иной угрозы я не заметила. Щурясь от непривычно слепящего света, я разглядела вызолоченный солнцем загар… такой знакомый…
Вдруг забрезжил проблеск надежды: у меня перехватило дыхание, голова закружилась… Я подняла глаза и увидела его лицо.