Добавлено (26.08.2011, 22:39)
---------------------------------------------
Глава 4
Сны

Слишком темно для такой жары или слишком жарко для такой темноты. Одно из двух явно лишнее.
Я сижу в темноте, скрючившись под жидким пустынным кустарником, истекаю потом. Вот уже четверть часа, как Большие ушли из дома. Свет не горит. Дверь во двор приоткрыта на пару дюймов: включен прибор, который Они называют Вентилятор. Я представляю себе, как влажный, прохладный воздух дует сквозь сетку. Мечтаю об этой прохладе.
Урчит живот, и я напрягаю мышцы пресса, чтобы его унять. Здесь так тихо, что слышен каждый шорох.
Ужасно хочется есть.
Но другая потребность сильнее – еще один голодный рот ждет меня там, далеко, надежно укрытый во мраке пещеры, которая стала нашим временным домом. Тесное, покрытое вулканической породой место. Что с ним станет, если я не вернусь? Вся тяжесть материнской ответственности – но ни опыта, ни знаний. Чувство полной беспомощности. Ветер голоден.
Других домов рядом нет. Я слежу за домом с тех пор, как на небе жарко сияет белое солнце… Кажется, собаки у них тоже нет.
Я чуть разгибаюсь – икроножные мышцы протестующе воют, – но лишь так, чтобы голова скрывалась в листве, стараясь слиться с кустом. На краю оврага мягкий песок, тусклая дорожка в свете звезд. Ужасов не слышно.
Как только эти монстры вернутся, тут же все поймут. А выглядят как приятная пара чуть за пятьдесят. Они сразу догадаются, кто я, и начнется охота. Нужно успеть скрыться. Я очень надеюсь, что они весь вечер проведут в доме других Больших. Сегодня пятница, кажется. Они так ловко перенимают наши привычки – разницу трудно заметить. Наверное, поэтому им и удалось победить.
Дворовая ограда по пояс высотой. Я легко, беззвучно перепрыгиваю.
Во дворе гравий, приходится идти осторожно, чтобы под лапами не шуршало. Я добираюсь до плитки над фундаментом.
Ставни открыты. Даже в неярком свете звезд видно, что в комнатах нет движения. Пара живет просто, и я им за это признательна. Все видно как на ладони. Правда, и мне укрыться негде, ну да все равно прятаться уже поздновато.
Сначала открываю дверь с проволочной сеткой, за ней – стеклянную. Двери беззвучно распахиваются. Осторожно ступаю по плитке – привычка. В доме никого.
Прохладный воздух, словно райская благодать.
Кухня слева. Поблескивают гранитные поверхности.
Первым делом заглядываю в высокую белу штуковину под названием "холодильник". Как можно замораживать пишу? Нет чтобы закопать в земле....Хотя люди делают и так. Я сама видела, как они зарывают что-то в землю большими металлическими штуками.Но не об этом сейчас. Я решительно открываю дверцу, загорается свет, и я на миг пугаюсь, но тут же нахожу кнопку и зажимаю ее задней лапой. Свет ослепляет меня. Нет времени ждать, пока привыкнут глаза, я действую на ощупь.
Сырная нарезка, остатки еды в пластиковой миске. Хорошо бы курица с рисом; я видела, как он готовит ужин. Это нам на сегодня.
Пара куриных ножек всё-таки обнаружились. Вполне доживут до утра. Я торопливо перехожу к кладовке. Нам нужны продукты, которые будут храниться долго.
Пока я собираю все, что смогу унести, зрение возвращается. М-м-м, шоколадное печенье. Я просто умираю от желания открыть пачку прямо сейчас, но сжимаю зубы и приказываю животу замолчать.
Пасть уже не в силах взять ещё хоть немного. Этого хватит на неделю, не больше, даже если есть совсем по чуть-чуть. А я не в настроении есть по чуть-чуть; хочется объесться.
Чуть не забыла. Я перехожу к раковине и запрыгнув на неё, включаю воду. Потом опускаю голову и пью прямо из-под крана. Вода смешно булькает в пустом желудке.
Теперь, закончив, я начинаю паниковать. Хочется поскорее отсюда выбраться.
Где цивилизация, там смерть.
По пути к выходу я смотрю под лапы, чтобы не упасть с кучей еды в пасти, и потому замечаю темный силуэт у входа, лишь когда я уже почти вышла.
Раздается сдавленное ругательство, и в то же мгновение у меня изо рта вырывается дурацкий испуганный визг, немного сдавленный. Я разворачиваюсь и бегу к входной двери, надеясь, что она не закрыта или хотя бы открывается изнутри.
Я не успеваю сделать и двух шагов, как грубые, сильные лапы хватают меня за плечи и прижимают к полу. Слишком большие и сильные для кошки. Низкий голос подтверждает мою правоту.
– Один звук – и ты мертва, – хрипло угрожает он. Потрясенная, я чувствую, как в шею вдавливается что-то тонкое и острое.
Странно. Мне не должны были давать выбора. Кто этот монстр? Никогда не слышала, чтобы они нарушали правила. Я даю единственный верный ответ.
– Режь, – цежу я сквозь зубы. – Давай. Не хочу стать грязным паразитом!
Я ждала, сердце щемило. Каждый его удар отдавался именем: Ветер,Ветер,Ветер. Что же теперь с тобой будет?
– Умно, – бормочет кот. Непохоже, что он обращается ко мне. – Патрульная, небось… У, Шпионка проклятая! Ловушка, значит. Как они узнали? – Коготь исчезает, но его место тут же занимает лапа, твердая, как металл.
Он так крепко сжимает мне горло, что я едва могу вздохнуть.
– Где остальные? – Он усиливает хватку.
– Я одна! – хриплю я. Нельзя, чтобы он нашел Ветра. Что Ветер будет делать без меня? Ветер хочет есть!
Я бью его лапой в живот – как больно! Пресс у него железный, совсем как лапы. Странно. Такие мышцы бывают у Охранников, а среди паразитов таких не наблюдается.
А ему хоть бы хны, даже дыхание не сбилось. В отчаянии со всей силы бью задней лапой по его лапе. Удар застает его врасплох, и он теряет равновесие. Я вырываюсь, но он успевает схватить меня лапой, и снова притягивает меня к себе. Его лапа опять сдавливает мне горло.
– Что-то больно шустрая для этих миролюбивых паразитов…
Его слова – бессмыслица. Я считала, они все одинаковые, но, оказывается, есть среди них и психи.
Я извиваюсь и царапаюсь – как бы высвободиться? Вонзаю когти в его лапу, но хватка на шее становится лишь крепче.
– Я убью тебя, я не шучу. Будешь знать, как воровать тела.
– Давай, ну…
Он вдруг охает, и я гадаю, не задела ли его снова. Новых синяков у меня вроде нет…лап
Он отпускает лапу и хватает меня за хвост. Ах, вот в чем дело: собирается перерезать мне горло! Я напрягаюсь и жду. Вот-вот опустится коготь.
Но лапа ослабляет хватку, и его подушечки, уже без когтей, шершавые и теплые, начинают нащупывать что-то на моей шее, сзади.
– Невозможно, – выдыхает он.
Что-то с глухим стуком падает на пол. Он что-то выронил? Неужели еду? Я пытаюсь придумать, как бы это поднять. Может, упасть? Лапа на моей шее слишком расслаблена, он меня не удержит. Я слышала, где примерно приземлился неизвестное.
Вдруг он резко меня разворачивает. Что-то щелкает, и свет ослепляет меня. Я охаю и пытаюсь уклониться. Его лапы покрепче хватают меня. Тень перебегает от глаза к глазу.
– Не верю, – шепчет он, – ты кошка…
Кот прижимается ко мне, я пытаюсь увернуться, но его язык неожиданно задевает мои губы.
На долю секунды я застываю. Меня еще в жизни никто не целовал. Не таким поцелуем. Родители лишь вылизывали шерсть, когда-то давно. Я думала, что уже никогда этого не почувствую. Не уверена, правда, что успеваю почувствовать поцелуй – слишком много паники, ужаса, адреналина.
Я резко ударяю лапой в его живот.
Он хрипит, согнувшись, и я вырываюсь. Наверное, он ждет, что я побегу к входной двери, поэтому я ныряю ему под лапу и бросаюсь к открытому черному входу. Я смогу обогнать его – даже с моим грузом. У меня есть фора, он все еще стонет от боли. Я знаю, куда бегу, – если не оставить следов, в темноте ему меня не найти. Я не уронила ничего из еды, и это хорошо.
– Подожди! – кричит он.
«Заткнись!» – думаю я, но молчу.
Он бежит за мной. Его голос все ближе и ближе:
– Я не один из них!
«Так я и поверила!»
Я ускоряюсь, не отрывая взгляд от дороги. Папа раньше говорил, что я бегаю, как гепард. Когда-то давно, еще до конца света, я была самой быстрой в лагере, самой ловкой Охотницей.
– Послушай! – кричит он изо всех сил. – Смотри! Я докажу. Остановись, посмотри на меня!
«Это вряд ли».
Я скатываюсь в овраг и мчусь через кустарник.
– Я не знал, что кто-то еще остался! Пожалуйста, мне надо с тобой поговорить! – Его голос раздается совсем рядом. – Прости, что поцеловал тебя! Это было глупо! Просто я так долго был один!
– Заткнись, – я произношу негромко, но знаю, что он слышит. Он близко. Меня еще в жизни никто не догонял. Я поднажимаю.
Он тяжело дышит, но ускоряется вместе со мной.
Что-то большое налетает сзади, сбивая с ног. Я чувствую во рту вкус земли, и тут меня придавливает чем-то тяжелым – я едва могу дышать.
– По… дожди… дай… отдышусь, – пыхтит он.
Он сползает и переворачивает меня лицом к себе. Садится на меня верхом, зажав мои лапы своими. Давит мою еду. Я рычу и пытаюсь выгнуться.
– Смотри, вот, сейчас покажу! – твердит он. Он запрокидывает голову, зачем-то подставляя свои глаза под дневной свет.
В свете Солнца кожа отдает желтизной. Я вижу выступающие скулы, узкий нос и резко очерченный прямоугольник подбородка. Губы, достаточно полные для котов, растянуты в улыбке. Брови и ресницы выгорели на солнце.
Но он показывает мне другое.
Его глаза, – лучистая жидкая охра – настоящие, в них светится кошачность. Кот поворачивает голову из стороны в сторону.
– Смотри! Видишь? Я такой же, как ты.
– Покажи шею. – В моем голосе недоверие. Лучше я буду думать, что это какой-то подвох. Я не понимаю, в чем смысл, но тут что-то не так. Надежды больше нет.
Уголки его рта опускаются
– Ну… Разве недостаточно глаз? Ты же видела, я не один из них.
– Тогда почему ты не хочешь показать мне шею?
– Потому что у меня там шрам, – признается он.
Я снова изгибаюсь, пытаюсь выползти, и его лапа пригвождает мое плечо.
– Сам нанес, для маскировки, – объясняет он. – У меня же нет такой шикарной длинной шерсти, как у некоторых. Думаю, получилось похоже. Правда, больно было – жуть.
– Слезь с меня.
Он медлит, а затем легким движением поднимается на лапы, освобождая меня
– Пожалуйста, не убегай. И чур не лягаться.
Я не двигаюсь с места: если попробую убежать, он меня поймает.
– Кто ты? – интересуюсь я шепотом.
Он улыбается:
– Меня зовут Пепел. Я уже больше двух лет ни с кем не разговаривал… наверное, выгляжу как сумасшедший, уж прости. А тебя как зовут?
– Метель, – шепчу я.
– Метель, – повторяет он. – Если б ты только знала, как я рад тебя видеть.
Я пристально смотрю на него, не выпуская из пасти еду. Он медленно протягивает лапу.
И я за нее берусь.
И только когда наши подушечки соприкоснулись, я понимаю, что верю ему.
Он помогает мне встать, но не убирает лапу.
– И что теперь? – настороженно спрашиваю я.
– Ну, задерживаться тут нельзя. Зайдешь со мной в дом? Я забыл свою еду. С холодильником ты меня опередила.
Я качаю головой.
Кажется, он вдруг понимает, что я на грани, вот-вот сломаюсь.
– Тогда подожди меня, ладно? – почти умоляет он. – Я мигом. Только наберу нам еды.
– Нам?
– Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу?
Я не хочу, чтобы он меня отпускал.
– Я… – Неужели я не доверюсь другому кошачему существу? Мы семья, часть вымирающего братства. – Я спешу. Мне далеко идти и… Ветер уже заждался.
– Так ты не одна? – понимает он. На его лице отражается замешательство.
– С братом. Ему всего десять лун, и он очень боится, когда я ухожу. Мне полночи до него добираться. Наверное, думает, что меня поймали. Он очень голоден. – Словно в подтверждение мой желудок громко ворчит.
Улыбка Пепла возвращается, теперь она еще лучистее.
– Мне пойти с тобой?
– Со мной? – эхом повторяю я.
– Давай договоримся. Ты подождешь, пока я наберу еды, а я пойду с тобой, куда скажешь. Моими тайными тропами быстрее даже для такой бегуньи, как ты.
– Ты знаешь тайные тропы?
– Еще бы. А ты думала, я сюда неделю добирался?
Я думаю о шести долгих часах пути и хмурюсь.
– Глазом не успеешь моргнуть, как вернешься к брату, – обещает он. – Только никуда не уходи, ладно?
Я киваю.
– И, пожалуйста, поешь. Я не хочу, чтобы твое урчание нас выдало. – Он улыбается, и в уголках глаз собирается сеточка морщинок. Мое сердце ухает куда-то вниз, и я понимаю, что если понадобится, я буду ждать его всю ночь до утра.
Он все еще держит мою лапу, но наконец медленно, не сводя с меня глаз, ее отпускает. Отступает на несколько шагов и останавливается.
– Только больше так не бей, пожалуйста, – умоляет он, касаясь моего подбородка, и снова нежно лижет меня в губы.
На этот раз я чувствую поцелуй. Его язык мягче лап и горячий – жарче, чем раскаленный воздух вечерней пустыни. Засосало под ложечкой – трудно дышать. Лапа непроизвольно тянется к нему к нему. Я прикасаюсь к теплой шерсти щеки, к жесткому покрову на шее. Пальцы проводят по вспухшей складочке на коже… рубец… чуть ниже шеи...
Я захожусь криком.
Я проснулась вся в поту. В полусне лапа ощупывала тонкую полоску шрама на шее у позвоночника, оставшуюся после внедрения: едва заметное бледно-розовое пятнышко. Снадобья Целителя делали свое дело.
Грубый шрам Пепла никого не обманет.
Я задела светлячка, залетевшего в палатку и подождала, пока выровняется дыхание. Адреналин струился по венам: сон казался таким реальным!
Новый сон, но по сути неотличимый от других, мучивших меня уже не первый месяц.
Нет, не сон. Воспоминание.
Мои губы до сих пор чувствовали прикосновение горячего языка Пепла. лапы раскинулись, не спрашивая разрешения, шаря по смятой подстилке, ища и не находя, пока, наконец, не сдались, беспомощно упав на подстилку. Сердце ныло.
Я моргнула, стряхивая нечаянную слезу. Сколько еще я продержусь? Как вообще кто-то выживает в этом мире, в этих телах, чья память не желает оставаться в прошлом? Чьи эмоции так сильны, что мне не с чем их сравнить!
Сон все не шел. На следующий день я буду совсем разбита, но еще много часов пройдет, прежде я успокоюсь. Лучше уж выполнить свой долг и покончить с этим. Может, хоть тогда я избавлюсь от неподобающих мыслей.
Я поднялась с подстилки и направилась к группе Патрульных, сидящих у выхода из лагеря. Отозвав в сторону одного и собравшись с мыслями, я начала выдавать информацию:
«Мой носитель, Метель, была не одна, – произнесла я, не утруждая себя приветствием. – Его зовут Ветер, ее брат».
На краткий миг я ужаснулась ее контролю. Прошло столько времени, а я даже не подозревала о существовании котёнка – и не потому, что он ничего не значил для нее, а потому, что она защищала его пуще других секретов. Были ли у нее другие важные тайны? Настолько священные, что она берегла их даже от моих снов? Неужели она так сильна? Мои лапы чуть дрожали, пока я выдавала следующую информацию:
«Судя по всему, котёнок десяти лун. Они разбили временный лагерь – вероятно, где-то к северу от дома Больших около племени Грозы. Впрочем, это было несколько лет назад, но на всякий случай можно свериться с Патрульными. Если узнаю что-то новое, сообщу, как обычно».
Я сказала, какой Патрульной передать мои слова. Патрульный кивнул и умчался, взмахнув своим длинными хвостом в ночи. И как только он ушёл, меня накрыла волна ужаса.
Только не Ветер!
Ее голос столь отчетливо прозвучал у меня в голове, словно я сама произнесла что-то вслух. Меня пробила дрожь… и тут же охватило нестерпимое желание снова отправить гонца к Патрульной, извиниться, сказать, что это всего лишь глупые сны. Объяснить, что я еще не проснулась, попросить не обращать внимания на сонный бред.
Чужое желание. Я ушла в палатку.
«Ненавижу тебя», – прорычал голос в моей голове.
– Тогда, может, тебе стоит уйти, – выпалила я. От звука моего голоса, отвечающего ей вслух, меня снова пробрала дрожь.
Она впервые с самого внедрения заговорила со мной.
Она совершенно точно становилась сильнее. Как и сны.
Завтра мне все равно придется посетить моего Утешителя. При этой мысли мои глаза наполнились слезами досады и унижения.
Я вернулась в пещеру, улеглась на подстилку и предпочла ни о чём не думать.