...Плавится душа, как свеча...
[Kids]
[In my head]
[Russia-san]
[Boy`s love]
[For Otulissa]
Life is alive
[cut=Life is alive. Глава 1. Часть 2. Падает снег. ][c]-Ну, что ж, завтрак почти готов, -спокойно, не оборачиваясь ни на мужа, ни на отца заявила русоволосая. Таинственный чешский дед улыбнулся. Он был хорошо знаком с дочкиным нравом. Вскоре, Эльге надоело сидеть на руках «главного союзника» и та попросила деда, отпустить её. Герр Фридрих всё это время бродил где-то по гостиной, в раздумьях. В итоге, можно было сказать, что все занимались своими делами. Это немного докучало Эльге. Ведь, как-никак она привыкла быть всеобщим объектом восхищения! А теперь, представляла собой лишь мешающийся и постоянно попадающий под ноги бесполезный предмет, который оказался в неправильном месте в неправильное время и теперь страдает. Дед поставил внучку на пол и та стараясь не привлекать внимания пошла в ванную. Не потому что хотелось, а потому что привычка, да и куда сейчас пойдёшь? Мама и так поесть не даст, если не поймёт, что её Tochter уже умылась. Хельге казалось это подлым, но кушать серавно хотелось. Да и споры с одним герром монстром всегда заканчивались ремнем. Так что стимул пойти в ванну был. Причём существенный.
Юной фройляйн показалось, что все вокруг были крайне взволнованы. Особенно отец. Который казался помесью фонарного столба и танка… что как то мало, но всё же удивительно сочеталось между собой.
Дом семьи Штальбаумов не был каким-то особенным, или же очень богатым. Жили они скромно… но этот только пока. Каждую весну, папа получал дополнительный заработок в виде конфискованного товара, и ещё чего-то. Но папа всегда просил дочь молчать об этом. В связи с «некоторыми проблемами, капиталистического строя и аспектов папиной работы…». Выйдя из уютной, теплой гостиной, выполненной в мягких, молочных и кофейных тонах, малышка скрылась в коридоре. Где то в прихожей тикали часы. Цветочные обои уже успели так надоесть, что вызывали откровенную ненависть и желание изрисовать их как можно скорее. Стены были увешаны коллекционными тарелочками, картинами в резных оправах. Да, Vatter любил каждый дом превращать в некоторое подобие баварских замков. Идти на верх не хотелось, юную фройляйн уже успела обуять лень, да и родительская ванная внизу казалась самой красивой, а главное запретной. Конечно, и Мила, и Фридрих знали, что не домовой пользуется мамиными духами и выливает в ванну всю пену.
Наконец, пред деточкой предстала дверь, с позолоченной стеклянной вставкой и Эльга, приложив не большое количество сил открыла для себя возможность попасть в столь желанное пространство. Стукнув пальцами по выключателю, та влетела в комнатку и моментально заперла дверь. На губах прекрасной Штальбаум появилась ехидная улыбочка. Она до сих пор думала, что никто не догадывается о её посещениях этого места. Ванная была залита светом, сквозь небольшое окошечко, лились яркие солнечные лучи, оставляя призрачные и мягкие сверкающие блики на плитке, заставляя её сверкать как перламутр. Ванну, расположившуюся вдоль стены прикрывала нежно-розовая шторка, на полочках стояли разнообразные флакончики и баночки. Пахло ванилью и корицей. На умывальнике стояла свечка. Наверное, именно она и источала этот приятный ароматю Но больше всего, девочке нравилось старое зеркало, в резной искусной оправе. Видимо, в довоенные годы, оно было частью раритетного туалетного столика. Но так как дети по природе любят мистику и магию, милая Эльга представляла себе зеркало волшебным. Так и сейчас, поставив перед умывальником корзинку, из которой она предварительно вытряхнула все постиранные вещи, и встала на неё в полный рост, что бы лицо и шея отражались в таинственном предмете начала. Девочка включила тёплую воду и посмотрев на себя начала шептать,
-Свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи, не я ль на свете всех милее, всех румяней и белее? –Хельга, как завороженная глядела отражающуюся в зеркале девочку с кудрявыми рыжими волосами по самую спину. Глаза у неё были синими и глубокими как океанская бездна в которой так и хотелось утонуть. Они сверкали в свете ламп и вглядываясь в них, было понятно, что никто больше не сможет оторвать от них свой взгляд. Наклоняя голову то в право, то влево глаза блестели по разному и океанская бездна становилась зеленоватой, но не теряла своей удивительной красоты. Кожа была светлой и гладкой, на щеках проступал нежный румянец. Разглядывая себя, малышка улыбнулась и ответила сама-себе, -Ты прекрасная -Хельга ты.
Одна была проблема у юной Штальбаум. Скромности и смирения было ей не занимать.[/cut]