Ты был с нами, и исчез, как свет погас.
Как костер, который грел в зимнюю стужу,
и его вдруг облили водой, - потух.
Я не забуду тебя. Я люблю тебя.
Безумно, невероятно люблю.


Максик... Максимка... а помнишь, помнишь я назвала тебя Чаки? А маме не понравилось. И стал ты Максимом. Нет, Максимом никогда не называли. Максимилиан, Максиндай, Максюта, Макс, Макся, Максик... сейчас, как очень яркое солнышко в моей памяти. Я уже почти не помню, как ты лежал на балконе, на ковре, и как ещё год после того, как ты пропал, твои крошечные, прямые белые шерстинки, находились внизу. Я не могла их трогать, не могла держать. Верила, свято верила, что ты вернешься, грязный, худой, запрыгнешь на балкон, откроешь дверь, и комаров налетит целая куча, а мы проснемся, и ты будешь спать у нас в ногах, ужасно, наверное усталый. Но сначала наешься, мы ведь пол года не убирали твою миску, а я каждый день меняла еду. Глупая была, ходила долго, искала тебя, и все верила, верила, верила...
А помнишь, как мы приехали на птичий рынок, и я долго-долго выбирала кошку? Ты не знаешь, как сильно я уговаривала маму завести кота. Она согласилась, и прыгая от счастья, мы поехали на рынок животных.
Кошки, собаки, попугаи, хомяки, кролики... от запаха корма кружилась голова. Долго искали мы это место, а когда нашли, на глаза попался страшнейшая, огромная собака, сидящая у машины. И ещё рядом, - такая же.
Спросили из интереса сколько стоит, несколько тысяч доллоров, по-моему... а потом пошли дальше. Картинки в памяти бесконечно мелькают, мелькают, но я почти все помню, почти все... сколько же мне было, Максик? 10?
Когда мы увидели тебя, и твоего братика, я тут же обратила внимание. Сказали нам, что ты не чистокровный, и вообще они не знают, какой породы. Но ты был мягкий, красивый, на вид - британской наружности. А глаза... разные. Один синий, другой желтый, светло-светло карий. Удивительно, что не глухой, ведь совсем белоснежный, белянчик, как часто мы тебя называли.
Нам отдали тебя почти задаром, и когда клали тебя в коробочку, подбежала девушка с ребенком, и с восхищением заявила, что покупает тебя. Но мы забрали раньше. Сказали, мол вот, уже купили. И мы так смущенно улыбнулись, а ребенок взглянул на меня с нечеловеческой ненавистью. Ничего не сказали, девушка вежливо рассмеялась, и они ушли.
А если бы мы на две минутки пришли позже? Они бы тебя купили. И тогда бы наверное, не случилось того бы, что случилось. Жил бы себе, красавец мой, и умер бы от глубокой старости.
Я, я, я виновата.
Мы купили все что нужно, мягкий домик, шампуни, туалет, наполнитель... ты никогда, никогда не спал в домике... и не пользовался когтеточкой. Вольный был, тихий, добрый, и очень очень ласковый, а главное, - преданный. А я ночами не спала, ждала когда рассветет, и шла тебя искать. Где же ты? Жив ли? Я не верю во второе. Но и правду знать хочу, пусть и боюсь.
Ты жил у нас почти два года, Максинд. Помнишь ведь? Помнишь, как мы счастливы были, как ты заставлял нас улыбаться, как глядел на нас своими большими глазами, и спал на мамином принтере? Помнишь, как ты был нам обеим предан, как ты тихонечко и кротко мяукал, как ты спал, расплоставшись всем телом в разные стороны?
Я сначала выгуливала тебя на поводке, и называла дебильным именем Чаки. А Денис говорил "кукла Чаки, кукла Чаки". И я знала, - не твое это имя, и мама твердо решила, - пусть будет Максом. Так ты им и остался, ведь правда?
А потом ты стал гулять. Зачем? Что же, - понятно, стандартный зов природы. Мама очень корила себя за то, что мы не отвели тебя к ветеринару, и не кастрировали. Но мне кажется, это бы ничего не изменило, - ты все равно хотел гулять.
А помнишь, как ты котенком спрятался за плитой, и я так сильно плакала, что пришлось пить таблетки, чтобы сбить истерику? А потом ты взял и вышел оттуда, с заспанными глазами, щуря их от непривычного света. Взгляд у тебя был живой, удивленный, человеческий. А я завопила от счастья, и в соплях и слезах схватила тебя на руки, прижимая к себе. Ты слабо отбивался, а потом уткнулся своим розовым носом мне в шею, и завибрировал. Я смеялась и плакала, и позвонила маме, что ты, ты нашелся.
И все были рады.
Ты дарил нам неземное счастье, даже когда просто появлялся из неоткуда, когда нежно терся о ноги, когда позировал, чтобы мы тебя фотографировали. А помнишь, ты кусал меня за нос? Мы с мамой утром лежали, я затаскивала тебя на постель, и держала верхнюю часть перед своим лицом. А ты молниеносно кусался, и мы с мамой смеялись. Потом ты ложился в ноги, и засыпал...
Тебя не было по пять дней, почти неделю. Мы умирали от волнения, но ты всегда приходил. Всегда взгляд у тебя был очень смущенный, извиняющийся. Ты беззвучно просил прощения, запрыгивал на колени...
А ты помнишь, Макся, как мы купили тебя игрушку крысы? Ужасно реалистичную! Она и сейчас лежит где-то в доме... я кидала тебе её, а ты несся за плюшевой, как собака, а потом хватал её за шею, и нес к нам. Я снимала тебя на видео, и все мы были счастливы, все мы смеялись... а потом, побегая, ты садился у балкона, потому что там было прохладнее, и дышал как собака, высунув язык. Мы приносили тебе попить, и ты покорно, не вставая с места, глотал воду. А мы... радовались.
А ещё были вылазки на природу. Я была такая маленькая, и мы гуляли на поводке, и ты очень много бегал, а потом, в машине, дышал как собачка, а я очень волновалась, что нет воды, чтобы тебя попоить.
Какое странное воспоминание, - была только кола. И я ненавидела себя за то, что не подумала о тебе. Ненавидела. Гладила тебя, и ждала, пока мы доедем, чтобы дать попить. А ты очень боялся ездить на машине, и громко мяукал. А я засовывала тебя в куртку, и тогда, ты, зарывшись носом мне в кофту, засыпал, не видя мелькающих картин за окном.
Ты всегда так громко мурлыкал. Я просыпалась от этого утром, ты приходил с прогулки, залезал на кровать, сворачивался колачиком у моих ног, и громко-громко мурчал. А когда мама была рядом, я говорила, что ты, - точно как вертолет.
И мама смеялась, и я. И мы были счастливы. Ты дарил, любезно дарил нам свое нечеловеческое, неземное, безмерное тепло, наполнял наши души, лишенные прежде такого счастья как ты, - Максенька, счастьем, и вселенской любовью...
Когда покрасили пол, ты уже пропал. Этот запах краски, - я ненавижу его всем сердцем, жуткие воспоминания связаны с ним. Странно, что за неделю до этого, я вырвала у тебя клок шерсти, намазала твою подушечку лапки красной помадой, и отпечатала на бумаге. Все это я спрятала в шкатулку, но потом потеряла. А ты исчез. Как свет погас.
А помнишь, огромную рану на хвосте? Пол хвоста оттяпали... а помнишь, как я плакала, когда мы тебя лечили, делали уколы, возили в вед лечебницу? Тебе было больно. А помнишь, как отбили тебе лапки, и ты не мог ходить долго, и мы ставили миски на кровать?
А ещё ты не любил мыться... вечно мяукал, а потом отбивался, облизывался, и обижался, уходил, прятался, и не разговаривал с нами. А потом спал, и уже был довольный, сухой. И такой белый. Такой мягкий.
Господи, как же сильно я тебя любила, и люблю, хоть не чувствую тебя рядом, совсем-совсем. Должно быть, если бы ты умер, твоя душа летала бы в нашем доме? Но тебя будто и не было. Вспышка света, которая радовала и грела всех своим существованием, - а потом взяла и погасла.
Улетела, исчезла.
Как я молила бога, чтобы ты вернулся, я буквально не спала по ночам, и будила маму, и мы обходили все возможные окрестности, но тебя не было нигде. Макся...
теперь я конечно, не на что не надеюсь.
Есть Баксик, который почти полная противоположность тебя, но я его тоже безмерно люблю. Сейчас ходила, обняла, поплакала в белую шубку. И когда сказала "Бакся, иди сюда", он подошел, и потерся об ноги. Понял, что мне грустно.
Как я скучаю по прикосновению твоей шерстки...
Я верила. Слишком долго. Сходила с ума от тоски, до одурения, думала о самоубийстве. Ты был мне как... очень близкий человек. Любовь моя к тебе, была сравнима любовью к матери, клянусь.
И я потеряла тебя.
Прости меня, Максюта.
Где бы ты ни был. Жив, или мертв.
только пожалуйста, на небе, или на земле,
не скучай по нам, и будь счастлив, кот.